Отложенное самоубийство

— Ты на работе?

— А где же мне быть? — тяжело вздыхает она. — На ней, любимой. Тебе понравился вчерашний ланч?

— Да как тебе сказать… Мое отношение к акулам не изменилось. Злые они, и мясо у них противное.

— А я? — перебивает меня Лана.

— Ты гораздо лучше акул. Ты — кошка на солнышке!

Лана довольно смеется.

— Мы еще увидимся? — зачем-то спрашиваю я. Зря, конечно, спрашиваю. У нее муж с раздельным входом, у меня Марина скоро назад.

— Конечно, мурзичек. Ты зря сомневаешься.

Вот как?!

— Когда?

— Пока не знаю, — тянет своим низким голосом Лана. — Сегодня вряд ли. Много работы. Я позвоню.

— О’кей, — соглашаюсь я. А что мне остается? — Тогда чюсс?

— Мурррр, чюссхен!

Я Лану не осуждаю. Каждый человек — вселенная. В ее вселенной принято поступать именно так. Ведь нет общих критериев, каким должен быть мир? Каждый бьется в своей собственной паутине.

Компьютер приготовил для меня сообщение от Виолетты. Бывшей жены. Моей позавчерашней женщины. Почему я от нее ушел? У каждого человека внутри существует предел терпения. Предел чувств, боли, слез, прощения. Поэтому люди иногда могут долго терпеть. Долго молчать. Долго делать выводы. А потом в один миг взять и уйти. Иногда даже без слов и объяснений. Вот такая штука. Не помню, кто сказал. Я долго терпел. Почти двадцать лет. А потом ушел.

Виолетта интересуется моим здоровьем. Тоже беспокоится. Не дождетесь! Посылаю ей улыбающийся смайлик. Достаточно. Кто не совсем тупой, тот поймет. А Виолетта не тупая.

Наказываю себе на вечер купить картофельного хлеба, кровяной домашней колбасы, пива. Устроить себе чисто немецкий ужин. А на обед фаршированные перцы. Еще полкастрюли осталось, есть где разгуляться. Лукулл пирует у Лукулла!

От суетных забот мира сего меня отвлекает новый телефонный звонок. Я положительно становлюсь очень популярным. Номер высвечивается незнакомый. Это еще кто такой? Очередной заскучавший маньяк?

— Герр Росс?

Каркающий голос в трубке вполне может принадлежать маньяку. Я угадал? Быстренько душу в зародыше неуместную веселость.

— Да, это я. Кто со мной говорит?

— Меня зовут Хеннинг Крюкль. Комиссар криминальной полиции в отставке. Мне нужно с вами поговорить.

— У меня временные трудности с передвижением, герр комиссар. Да и дождь…

— Я в курсе. Я сейчас в машине возле вашего дома. Мы могли бы посидеть где-нибудь и побеседовать.

Я раздумываю над предложением. Не очень долго, секунды три. В Германии не принято отказывать комиссарам криминальной полиции. Даже в отставке. Даже в сильный дождь. Такое правило.

— Хорошо, я сейчас спущусь. Какая у вас машина?

— Черный «Мерседес».

Ясно. Удод на «мерсе» с мечтой о Баварской республике.

Тип с труднопроизносимым именем Хеннинг Крюкль действительно сидит в набившем мне оскомину «Мерседесе». Толстый, гладкий, овальный. Неприятно квадратный рот. Нос крючком. В старых очках вместо левой дужки — веревочка. В теплом пальто и старых, растянутых на коленях джинсах. Экономный, как, впрочем, многие немцы. Похож на располневшего, плохо одетого пингвина. И такого же росточка.

Вежливо жмем друг другу руки, и Крюкль куда-то меня везет. Вскоре узнаю место: турецкое кафе «Кебабхаус Эмирдаг». Много раз проходил и проезжал мимо, но внутрь как-то не пришлось… Вот и побываю.

Посетителей в кафе довольно много. Ливень загнал. В помещении пахнет едой, кофе и табаком. Наверное, кальян. Негромко звучит восточная музыка. Как будто играют задом наперед. Пентатоника. Музыканты меня поймут. Крюкль заказывает нам чай и по аппетитному «кайзердёнеру» — огромному турецкому бутерброду. Жареное мясо, нарезанные овощи, соленья, картофель, уложенные на хлебную лепешку. Не нордично, но вкусно и питательно. Вполне заменит мне сегодня фаршированный перец.

Все так же молча дожидаемся своего заказа. Когда кельнер, молодой турок, оставив на столе чашечки, чайник с чаем и дёнеры, удаляется, Крюкль начинает каркать:

— Не удивляйтесь нашей встрече. После вашего визита к Кальту она неизбежно бы произошла.

Опять Алоис Кальт!

— Сначала объясните мне, зачем вы за мной следили? — перебиваю его я.

— Я и пытаюсь это сделать, а вы мне не даете! — недовольно смотрит на меня Крюкль.

Я покорно умолкаю. Ем питательный дёнер. Запиваю чаем. Слушаю.

— Так вот. Двадцать лет назад я занимался поиском маньяка, который орудовал в Нашем Городке. В конце концов, я вышел на Кальта. Он был арестован, приговорен к пожизненному заключению и провел два десятка лет в тюрьме. Около года назад Кальт был переведен под домашний арест. Когда я узнал, что он попросил разрешения встретиться с вами, я решил познакомиться с вами поближе, и немного поездил за вами, пособирал сведения.

— От кого вы узнали, что Кальт хочет со мной встретиться? Вы же, как я понял, теперь в отставке?

— А, это неважно! Мой сын сейчас работает в полиции, еще остались старые друзья. В общем, у меня есть возможность получать информацию.

— Ну, хорошо, а чем вызван ваш интерес к моей встрече с Кальтом?

Крюкль наклоняется ко мне через стол и понижает свой резкий голос. Сейчас, наверное, скажет что-то важное.