ОТМА. Спасение Романовых

На войне я был готов к быстрой смерти, но не к долгому отмиранию. Петляя по нашему «острову», я оставлял за собой след истончающейся жизни, как оставляет на земле слизняк полосу из себя самого. Я стирался как мел, как морковка на шершавой поверхности терки. Я чувствовал тяжесть Неба, будто носил его на плечах. Наше Небо не синело и не голубело. Оно темнело похоронным фиолетом, особенно по контрасту с белыми вершинами. Небо, в котором не было ничего небесного. Поджидая нас к себе, Небо не обещало нам лазури.

Нина читала все медленнее. Заставляла себя откладывать тетрадь и делать длинные перерывы, ведь, перевернув последнюю страницу, она закроет это призрачное окошко с мелькающими картинками и останется один на один со свечой.

8 августа 1919 года Тибет. Лхаса

– Смотри, смотри, как скачут. Чисто демоны. Будто из ада восстали, – смеялся Бреннер.

– Нету здесь ада, Саша, – сказал Анненков.

– Как же без ада? – удивился Бреннер. – Без ада человеку нельзя.

– Без ада никак, – согласился Анненков.

По-слоновьи ревели трубы, гремели барабаны, и ярко размалеванные рогатые маски с летающими цветными лентами вертелись и скакали в бешеном ритме – тибетская опера давала представление на площади Баргхор перед храмом Джоканг. Толпа окружила актеров, бурно сопереживая перипетиям сюжета. Бреннер и Анненков сидели на крыше скобяной лавки, откуда было лучше видно.

– Вообще-то ад у буддистов тоже есть, – сказал Анненков. – Он здесь.

– Где? – спросил Бреннер.

– Здесь. Мы живем в аду. Тут верят, что грешники снова рождаются на земле – снова и снова. А вот праведники уже не рождаются тут, они попадают в Шамбалу.

– В ту самую?

– В ту самую – это вроде рая. Да мы же с тобой были у ворот Шамбалы. Помнишь? В том первом монастыре, где барон объявил о помолвке.

– Ну да… – сказал Бреннер как-то неопределенно.

– Саша, ты помнишь помолвку барона? – переспросил Анненков.

– Разумеется, помню. За кого ты меня принимаешь?

Бреннер улыбался беззубым ртом, щурился от солнца, морщил коричневый старушечий лоб. Анненков старался меньше смотреть на него. И после месяца жизни под одной крышей он все еще не мог привыкнуть к новому облику Бреннера: бритый наголо, без зубов, вырванных цингой, худющий и загорелый, он был одет в некое подобие пурпурного хитона, какие носят ламы, но еще и увешанного мелкими монетами, ракушечными бусами и прочей дребеденью.

И сам Анненков не слишком отличался от Бреннера. Он носил синий китайский халат и круглую тибетскую шапочку. И загар у него был такой же густой, и обрит он тоже был наголо. В таком виде проще было жить в этом городе, где за белым человеком в европейском платье ходят толпы.

– Видишь, Володя, он все время проверяет меня. Думает, я сумасшедший, – сказал Бреннер, повернувшись налево от себя, и сам рассмеялся своей шутке.

Налево от Бреннера никого не было, но он видел там Володю Каракоева.

Танцы масок сменялись пением других масок, акробатическими прыжками третьих, и снова пением, и снова танцами. Над толпой от крыши храма во все стороны протянулись канаты с разноцветными молитвенными флагами, придававшими площади карнавальный вид. Над флагами, как и над всем городом, парил дворец Потала – твердыня Далай-ламы, а за дворцом, как грозовые тучи, синели Гималаи.

– А кто тут жертвенное животное? – спросил Бреннер равнодушно. – Кого на заклание?

– Буддисты против любого убийства, – сказал Анненков.

– Против любого? Как же они живут?

– Выкручиваются как-то …

Бреннер снова посмотрел налево от себя и сказал:

– Видишь, Паша, наш морячок стал такой шутник … Иногда у него даже неплохо выходит.

Теперь Бреннер разговаривал с Лиховским. Каракоев и Лиховский были его постоянными собеседниками, но приходили и другие. Анненков уже привык, что за Бреннером таскаются покойники.

Гремела музыка и кружили маски – праздник йогурта. Две недели на всех площадях актеры тибетской оперы поют и танцуют, канатоходцы пляшут на канатах, ламы тянут свои мантры и выкладывают мандалы.

И тут Анненков увидел государя и великих княжон. Они ехали верхом, окруженные плотным кольцом стражников. Воины в средневековых доспехах и шлемах, вооруженные палками и мечами, кричали: «Разойдись!» – и подкрепляли призывы ударами палок. Толпа расступилась, и Романовы, не слезая с коней, продвинулись в первые ряды зрителей.

– Наши приехали, – сообщил Бреннер Лиховскому и Каракоеву.

Лиховский что-то сказал, потому что Бреннер ответил:

– Таня? Ничего она не располнела …

Видимо, Лиховский был не согласен, потому что Бреннер проворчал: