ОТМА. Спасение Романовых

– Паша, мне такие интимные подробности неизвестны. Поговори с ней сам.

Анненков смотрел на Романовых. Государь был в обычном своем полковничьем мундире, а вот царевны нарядились по последней местной моде: парча, атлас и шелк, золотое шитье. Дорогие ткани так и сияли на солнце свежими яркими красками. Четыре белые девушки верхом на лошадях рядом с пожилым иноземцем привлекали внимание всей площади больше, чем само представление.

– Государь! Ваше императорское величество! – закричал Бреннер.

К счастью для Анненкова, гром барабанов заглушал его вопли.

Царевны похорошели, расцвели. Татьяна действительно поправилась немного, но это было ей к лицу. Настя еще повзрослела. Маша, напротив, сохранила приобретенную в снежном плену стройность и опаляла знойной красотой, тяжелой, как ее блестящие волосы. Ольга прозрачная, чистая. Анненков только скользнул по ним взглядом и отвернулся, будто обжегся.

– Я пойду, – сказал он.

– Куда?

– Приходи домой до темноты. Не надо тебе шляться по улицам ночью.

– Я приду, приду… – сказал Бреннер. – А ты все еще не хочешь видеть государя императора?

Анненков не ответил и спрыгнул с низкой крыши. Бреннер часто задавал ему этот вопрос. Сначала Анненков думал, что он издевается, иронизирует, но Бреннер просто забывал, что это государь не хотел видеть разжалованного адъютанта. И царевны не хотели его видеть.

Анненков смешался с толпой и побрел вверх по улице в сторону дворца Потала. Навстречу бежали карнавальные чудовища, украшенные лентами и бубенцами.

Он любил сидеть напротив главного фасада дворца, ближе к левому его крылу, у подножия субургана. Там, на пригорке под низкими деревьями, он проводил часы и дни и смотрел наверх на несокрушимую твердыню дворца Далай-ламы, такую же вечную и дикую, как недальние горы за ним. Дворец словно вырастал из утеса. Рядом паслись то козы, то яки, лежали на траве бродяги, паломники и пастухи. Они приходили, уходили, кричали, доили коз; облака сгущались или растворялись, а он сидел или лежал, разглядывая дворец, его окна, террасы, орнаменты фронтонов, каменную кладку и широкие бесконечные лестницы, взбиравшиеся по фасаду. Несколько раз он видел государя, поднимавшегося по этим лестницам в сопровождении тибетских чиновников. Государь ходил в гости к Далай-ламе.

Через три месяца под Небом, в середине мая, снежная стена превратилась в ледовую с густыми вкраплениями камня и песка, и не было никаких признаков, что она растает до конца лета.

Когда никто из пленников не говорил и не думал уже о том, чтобы пробить ход в завале, когда никто ни о чем уже не говорил, пришло спасение.

Как-то Анненков собирал траву на похлебку и вдруг увидел воинов в доспехах, с пиками, с кремневыми ружьями. Тангуты! Нашли сюда дорогу! Он побежал – то есть заковылял, засеменил, задыхаясь, в сторону хижины. Упал, поднялся и упал снова. И тут же услышал:

– Русский, русский, не бойся! Где царь?

Это был толмач-монгол. Отряд тибетской кавалерии пришел по приказу Далай-ламы, чтобы найти и доставить в Лхасу Великого Белого Царя. К хижине пробралась лишь небольшая группа: проводник, толмач, лекарь и несколько воинов. Тибетцы поднялись по едва заметным уступам на отвесной стене ущелья в обход завала. Основной отряд в сотню сабель с караваном ожидал внизу, в долине.

Неделю тибетцы выхаживали и откармливали русских. Затем с помощью системы страховочных веревок опустили их с плато. Оказалось, что отвесными были только саженей двадцать, а дальше начиналась вполне проходимая тропа, но без помощи опытных горцев и системы канатов совершить этот спуск пленники не смогли бы.

Еще месяц караван шел в Лхасу. Анненков пытался понять, как Далай-лама узнал, где находится русский царь, но никто не мог или не хотел ему объяснить. Начальник отряда через толмача повторял только, что их прислал его святейшество, что они должны доставить в Лхасу Великого Белого Царя и его спутников. Утешало только то, что начальник ничего не слышал о Белом Боге Войны Унгерне. Значит, барона в Лхасе не было. Если б он там появился, об этом знали бы все, и уж точно – военные.

Из записок мичмана Анненкова 30 июня 1919 года

Через тридцать пять дней караван спустился с перевала на плато, в центре которого высился на холме белый и красный дворец. Вокруг столпились домишки, а над ними парили разноцветные крыши пагод. Лхаса – праздник жизни после мертвых скал и ослепительных снежных вершин.

На закате караван вошел в город. Я ехал на быке и не мог отвести глаз от дворца Потала, мощно вознесенного к небу в красном свете низкого солнца. На въезде Государя с дочерями встречала делегация из нескольких десятков лам в парадных одеждах, в странно декорированных головных уборах. Главный лама произнес приветственную речь, преподнес Государю и Княжнам хадаки – платки, которыми принято обмениваться при знакомстве, и еще какие-то подарки. Затем ламы поменьше рангом взялись сопровождать Государя в назначенную ему резиденцию – Замок на Пруду в саду Норбулинка.