Отмеченная полночь

— Не знаю, Мерит. Я не знаю, добьешься ли ты правосудия, и получит ли он по заслугам. — Он отстранился, чтобы посмотреть на меня. — Ты не ребенок, и знаешь, что мир несправедлив. Ты получила свою долю несправедливости, и тебе сегодня сурово об этом напомнили. Но я клянусь тебе, Мерит — клянусь своей жизнью, своим Домом и своей душой — он никогда снова не тронет тебя.

Внезапно я почувствовала себя такой уставшей.

— Он попытается. Он попытается, и Рид попытается. Он подвергнет нападкам тебя, меня или моего отца.

Воспоминание о моем отце — или о моей затянувшейся ссоре с Этаном — заставило меня отвести взгляд. Но Этан взял меня за подбородок двумя пальцами, заставив встретиться с ним взглядом.

Его глаза были сужены, брови нахмурены, когда он смотрел вниз на меня.

— Это мы решим, пока будем разбираться со всем остальным. Твой отец был жесток к тебе множество раз. Почему же телефонный звонок стал стеной между нами?

— Может, потому что он изменился.

Вылетели слова, о сдерживании которых я даже не знала.

Я не злилась на Этана. Не очень.

Я была напугана.

Я заставила себя встретиться с Этаном взглядом.

— Думаю, я надеялась, что его изменил «Тауэрлайн». Что это признак того, что он принимает меня такой, какая я есть, понимает, что ему придется иметь со мной дело на моих условиях, а не на его. Что у нас могут быть другие отношения. Что что-то может зародиться. А если Рид нацелится на него, если Рид избавится от него…

— То я отниму эту новую семью, — сказал Этан и обхватил мое лицо руками. — Мне очень жаль, Мерит. Я не хотел рисковать им. Я лишь хотел защитить тебя, потому что ты самое близкое к семье, что у меня было за четыреста лет. Ты мое чудо.

Его руки обернулись вокруг меня, когда я снова зарыдала.

— В будущем, — произнес он спустя некоторое время, когда мои слезы утихли, — я буду говорить с тобой, прежде чем вовлекать — даже потенциально — твою семью.

— Спасибо. — Я прочистила горло. — Спасибо тебе за этой. Ты, должно быть, сегодня рассердился и волновался, и я прошу за это прощения.

— Я волновался, — согласился Этан. — И был зол. Ты зарождаешь обе эмоции, Мерит, и нередко. — На его губах появился намек на веселье.

— Прости, — снова сказала я. — Но я бы сделала это снова.

Он посмотрел на меня, глаза ярко горели.

— О, серьезно?

Я чувствовала, как из меня вытекает страх, как будто его близость — и наше вновь обретенное взаимопонимание — выкачали его из меня, впитали. И когда страх отступил, вернулась бравада.

Боже, я любила браваду.

— Я люблю тебя, Этан, и люблю этот город. И как бы я с этим ни боролась, я люблю этот чертов Дом. Он часть меня, а я часть его. Я не собираюсь стоять здесь и смотреть, как человек разрушает все, что ты построил. Не собираюсь. И если это означает, что я должна гоняться за человеком, который угрожает этому Дому, или извиняться перед тобой больше, чем мне того хочется, пусть будет так. Я этого не хочу, но для меня это приемлемо. Потому что я не могу жить без тебя.

Наступила тишина.

— Ну, — произнес он спустя целую минуту, — после такого и орать-то на тебя не хочется.

— Это было частью плана, — сказала я с жидким смешком. — Страх — это то, что Рид использует против нас. В отношении Селины — она боялась, что станет посредственной. В отношении тебя — ты боишься, что превратишься в монстра наподобие Бальтазара, что мне навредят. И в отношении меня — я боюсь, что снова стану тем уязвимым человеком.

— Это его талант, — печально согласился Этан. — Находить эти больные места и давить на них. Страх, мой Страж, неотвратим. Он один из наших наиболее важных инстинктов. Он уберегает нас от смерти. Борьба через страх — это результат выбора. Это выбор, который ты сделала после той апрельской ночи год назад. Это выбор, который ты продолжишь делать, потому что это внутри тебя. Я люблю тебя и верю в тебя, больше, чем когда-либо в кого-либо верил. И это просто пугает.

Я подумала, что это была самая приятная вещь, которую он когда-либо говорил мне. Я обхватила его щеки руками, притянула его голову к себе и поцеловала.

— Я люблю тебя, Этан.

— Я люблю тебя, Мерит. — Он улыбнулся. — А теперь такое чувство, что мир восстановился. Подходящее ли это для меня время, чтобы указать тебе на то, что, несмотря на то, что вчера ты меня отчитала, сама сделала то, за что ругала меня?

Он был прав, поэтому я позволила ему выйти сухим из воды.

— Ты хочешь сказать, что я позволила Риду поймать себя на крючок? Что я побежала сломя голову навстречу опасности, вероятно, устроенную Ридом, даже если немного разрушила его план, заставив его агента вступить в игру немного раньше, чем он, наверное, планировал? Да, я знаю. — А затем я разыграла свою собственную карту: — Думаю, можно сказать, что я обошла Дарта Салливана.

Он знал о прозвище, но ему оно явно не нравилось, судя по тому, как скривилась его верхняя губа.

— Если тебе станет лучше, можешь назвать мне свое прозвище для меня.