Толкаю капсулу, другую, не получается. Ищу какой-нибудь рычаг. Небольшой, согнутый под тупым углом обломок обшивки приходится кстати – загоняю его пинками под стальной гроб, который поднимается на пару миллиметров – достаточно, чтобы высвободить руку. Вместе упираемся в последнюю капсулу и, скребя металлом об металл сдвигаем её с кибернетических ног. Двадцатка снова обрела свободу, но распорядилась ей чрезвычайно неразумно. До того, как я успел что-то предпринять, она, выскользнув из своего плаща, рванула к шарнирам. Я выругался, но сделать уже ничего не мог.
По пути к ним она успела подхватить с остатков пола телескопическую дубинку, утерянную Бубновым. Сомневаюсь, что это эффективное оружие против роботов, но не думаю, что это нехитрая мысль могла бы остановить Двадцатку. Конечно, её заметили, как только она выползла из ловушки, но лнео не спешили реагировать. Бубнов только прикрыл лицо рукой.
Тем временем Двадцатка направлялась к полуорганическому пришельцу. Лнео тоже это поняли, и тут случилось неожиданное. Крашеный и полированный отодвинулись от полуорганического, после чего всё так же ярко сверкающий на солнце лнео громко обратился к Бубнову:
– Назови чемпиона, что будет защищать имя твоего судна!
Тут Двадцатка добежала до противника, замахнулась, но в следующую секунду один из пистолетов крашеного бахнул и киборга откинуло назад на пять метров, ударив её об пришедшуюся некстати капсулу.
– Звук гонга не прозвучал, не представившийся чемпион получает штрафное очко! – сказал лнео своим жутко спокойным электронным голосом. – Капитан Бубнов, представь своего чемпиона.
– Дидиан Кикути по прозвищу Двадцатка с борта «Печальное облако»! – звучно объявил Бубнов.
– Ей противостоит… – после этих слов шарнир исторг много разных звуков, для которых во всеобщем, да и в других знакомых мне языках, не хватило бы букв алфавита, после чего вновь перешёл на понятную для человека речь, – …чьё прозвище переводится на человеческий всеобщий язык как «Арлекин тринадцатого созыва». Начнём же поединок!
После этого не в меру пафосного объявления полуорганический медленно пошёл к Двадцатке. Она до сих пор не поднялась. Скверно. Вот он вплотную приблизился к вяло шевелящемуся телу, занёс одно из своих суставчатых щупалец над ней и, размахнувшись, опустил его на голову в шлеме.
Точнее на то место, где она была секунду назад. Увернувшись, Двадцатка сделала трудновоспроизводимое движение и нанесла обеими ногами удар, метя в голову шарнира. Тот заблокировал выпад, но силы инерции хватило, чтобы скинуть капюшон. Под ним обнаружилась такая же ведрообразная башка, как и у его спутников, но со значительным отличием. Она была наполовину органической, и из неё торчало два дополнительных живых глаза без век. Фигуры отшатнулись друг от друга и вновь схлестнулись.
Это были две противоположности – Двадцатка и Лнео. Человек, который наполовину стал машиной, чтобы жить и который был готов умереть. Машина, что наполовину стала органической лишь по забавной прихоти, и которая собиралась жить вечно. Первая сражалась, чтобы выжить. Второй жил, чтобы развлекаться.
Двадцатка начала интенсивно бить, метя в суставы, но шарнир без проблем блокировал каждую атаку, не спеша контратаковать и позволяя себе отступать. Двадцатка всё наседала, но создавалось впечатление, что полуорганический позволял ей это делать. Он придерживался щадяще-развлекательного стиля, который мог позволить себе только тот, кто значительно превосходил оппонента по силе. Я укрепился в этом мнении, когда Двадцатка, подпрыгнув и пытаясь пнуть лнео в глаз, была схвачена за ногу и описала дугу над ведрообразной головой. От последующего удара об пол у меня заболела шея.
Я бы такое не пережил, но Двадцатка выдержала и даже нашла силы вырваться из лап лнео. Тем не менее пришло явственное осознание, что у неё шансов против шарнира меньше, чем у меня против Бубнова. Глядя на движения полуорганической разумной машины, я понимал, что пришелец ломает комедию. Его движения становились в несколько раз быстрее, когда противник наносил удачный удар, неизменно блокировавшийся конечностями робота. Они хотят шоу, и они его получают. Но не стоит ли попытаться внести в представление небольшое разнообразие? Может, кинуть ей оружие? Заточку эту что ли? Нет, глупо. Есть идея получше.
Дерущиеся сместились, и я подошёл к Гнидому, который продолжал висеть, как шашлык. При моём приближении он неожиданно зашевелился, но быстро перестал. На конце балки, игравшей роль шампура, я обнаружил нечто, что не могло быть ничем иным, кроме как куском синтетической печени Гнидого. Но эскулап меня сейчас интересовал намного меньше, чем его рюкзак.
Почти всё внутри него было либо раздавлено, либо разбито, но один из двух предметов, за которым я полез сюда, был цел. Себе бы я это никогда не вколол, но Двадцатка, кажется, не очень ценила свою жизнь.
– Лови! – крикнул я, бросая ей характерный шприц, который сложно было перепутать с чем-то другим.