Отмена рабства: Анти-Ахматова-2

Т. 2. Комментарий к стихотворению: «Зачеркнутый [эпиграф]: «Humility is endiess» T. S. Elliot» («Смирение бесконечно»). (Стр. 576.) Кто сделал ошибку в слове Endless — Ахматова или составители сборника (в любом случае они пропустили эту ошибку), — во всяком случае не Томас Элиот. Звучит пафосно, значит — подходит.

Зачеркнуть эпиграф — будто бы ловко найденный прием.

* * *

С такими же гениальными стихами, где вновь поминается окровавленный путь, Анна Андреевна обращается и непосредственно ко Льву:

Ты напрасно мне под ноги мечешь
И величье, и славу, и власть.
Знаешь сам, что не этим излечишь
Песнопения светлую страсть.
Разве этим развеешь обиду?
Или золотом лечат тоску?
Может быть, я и сдамся для виду.
Не притронусь я дулом к виску.

В. Л. Демин. Лев Гумилев. ЖЗЛ. Стр. 114

Такие слова, теперь считается, можно обращать к сыновьям? СЫНОВЬЯ мечут под ноги мамашам величье, славу и власть? Это при каких же жизненных обстоятельствах? Да и золотом пытаться от тоски вылечить — это ведь ну совсем не про сыновью заботливость. Впрочем, с золотом у Льва Николаевича тоже не слишком.

Что ж, прощай. Что за прощания, что за разлука? Я живу не в пустыне.

Ночь со мной и всегдашняя Русь. (Ночи ее до Льва Николаевича касательства не имели, а вот сэру Исайе Берлину, к которому, конечно, обращено стихотворение, понятно, нужно лишний раз напомнить, что всея Русь — она-то никуда от нее не денется, девушка не растрясла приданого.)

Так спаси же меня от гордыни. Вот тут и пригодился бы эпиграф про бесконечное смирение — для обозначения полюсов и бездн.

В остальном я сама разберусь.

* * *

Не верь глазам своим.

Утверждения Островской о том, что Ахматова склоняла ее к лесбийской любви, делают ее воспоминания абсолютно неприемлемыми для искренних поклонников поэтессы.

Э. Файнштейн. Борис Пастернак и литературное движение 1930-х. Стр. 280

О лесбийских наклонностях Ахматовой С. К. Островская не раз упоминала в разговорах со мной (в связи с баронессой Евгенией Розен и Т. М. Вечесловой), но мне не хочется приводить этих подробностей.

М. Кралин. Победившее смерть слово. Стр. 22

Да и кто посмел бы их привести!

* * *

— А Вознесенский, который в то время был в Англии, даже не удосужился приехать. Он просился, ему был дан эффектный и малопонятный ответ: на этой церемонии должен присутствовать один-единственный человек: я. А приветственная телеграмма при гостях выброшена в корзину. Зато Райкин был. Как? Вы не знаете, кто такой Аркадий Райкин? Самый знаменитый человек в России… Он потом пришел меня поздравить.

И, показав большим и указательным пальцами размер яйца, добавила:

— Вот какие слезы у него были на глазах!

Н. Струве. Восемь часов с Ахматовой

Будто бы ирония, но, с другой стороны, скорее всего, Райкин от протокола не отступил.

* * *

А.А. хотела придать СЕДМИЦЕ (выделено Т.К.) любовных стихотворений статус сочинения об Апокалипсисе, связав их с Откровением Иоанна Богослова. (Р. Тименчик. Анна Ахматова в 1960-е годы. Стр. 198.) Намерение похвальное — почему бы поэту, взявшемуся за любую тему, особенно на пороге смерти, да хоть и за стихи о любви (пусть немного легковесен ее ахматовский, социально-бытовой — женится не женится — и сенильно-эротический аспект), и не иметь в виду Апокалипсис.