Отмена рабства: Анти-Ахматова-2

Р. Гринберг. По: Р. Тименчик. Анна Ахматова в 1960-е годы. Стр. 698

Все любили в ней себя: свою молодость, свои романтические представления о Серебряном веке. Бежали знакомиться и все отдавали за возможность встречи. Встретясь, видели, что она и сама полна этих призрачных, тщеславных мечтаний — и собирается деловито получать с этого собственные дивиденды. Не она для нас — а мы для нее. Не нравилось никому. У некоторых наступало отрезвление.

Воспоминания К. Риччо: Она хотела, чтобы я сразу прочитал и перевел посвященные ей стихи Пазолини. В стихах Ахматова и все присутствующие почувствовали нечто оскорбительное. Обиделась она на то, что именно из Италии ей преподали такой утонченный урок социалистического реализма. (Летопись. Стр. 678.)

* * *

За что испытывать какое-то необыкновенное уважение к ней? Что писала хорошие стихи — да, кому-то нравится, но — не уважать же человека за умение делать тройное сальто так, что делай все, что он скажет. У всякого свои таланты, у нее — не более других, она — не великий поэт, не светоч человеческого гения. Другой повод для почтения: она — пожилая дама, даже можно сказать — пожилая женщина (потому что, при несомненных задатках: стати и удавшемся трюке, она — не леди). Но возраст — это не подвиг, не свободный выбор, это — привилегия. Ей дано, и она воспользовалась. Тут только позавидовать и заняться тогда уж собственным здоровьем. Горести вызывают уважение, когда были перенесены с достоинством. Мужественно, героически Анна Андреевна себя никогда не вела, трудности ее жизни — это предмет не уважения к ней, а сожаления за тучу беды, накрывшую всю страну.

* * *

Ее любимый, друг, соратник, муж, поэт Гумилев (60 процентов неверного в определениях) — расстрелян в 1922 (так!) году. Это окончательно начертало трагический путь Ахматовой. Сын их — олицетворение сердечных страстей <…>, сын, которому во время гибели отца было пять лет (опять Sic!), сын, может быть, лучших надежд и помыслов… (М. Борисоглебский. Доживающая себя. Я всем прощение дарую. Стр. 225.) Тут уж все.

* * *

Она продолжала читать.

И если когда-нибудь в этой стране/ Воздвигнуть задумают памятник мне…

Глаза у меня были мокрые. Она, вероятно, и это заметила. Сдавленным голосом я попросил: «Пожалуйста, можно это еще раз?» <…> Она прочла еще раз Эпилог. Музыка стихов рождалась где-то в груди и в глубине гортани. Я уже не слышал шепелявости, не видел ни морщин, ни болезненной грузности. Я видел и слышал царицу, первосвященницу поэзии. Законная государыня — потому так безыскусственно проста, ей не нужно заботиться о самоутверждении. Ее власть неоспорима.

Р. Орлова. Л. Копелев. Мы жили в Москве. Стр. 269

Годится.

* * *

В книге «Мы вспоминаем» Адмони писал: Все пошло по-другому в Ташкенте, осенью 42 года на другой же день после того, как мы поселились в «Тамаре Ханум», кто-то передал мне, что Анна Андреевна требует, чтобы я как можно скорее пришел к ней домой. И в первое же мое посещение, прочтя мне «Поэму без героя», <…> Анна Андреевна сказала: «Ну, теперь приведите ко мне Тамару (жену Адмони, Тамару Сильман, вот какая честь, ведь раньше к себе Ахматова Адмони не звала, зайти к нему и встретиться с его женой не соглашалась). (Анна Ахматова в портретах современников. Стр. 152.)

Требовали у всех, кто этими требованиями гордился. Некоторые от такой чести отказывались. Ахматова отступала мгновенно.

* * *