Отмороженный

Но Павел сам подхватил чемоданы и двинулся в направлении КПП. За ним шла, опустив голову, стараясь ни на кого не смотреть, Алла.

Их провожали взглядами. Представление окончилось. Поэтому во взглядах сквозило разочарование, переходящее в равнодушие: ну вот, значит, опять, стало быть…

Алла шла по знакомому плацу, чуть не плача от унижения. Что за власть имеет этот человек? Ее муж более сильный, умный, цельный, но и он во власти этого писаря. Или сейчас время не сильных, умных и порядочных, а вот таких, как этот писарь?

В офицерском общежитии – другая проблема. Негде поселиться. Старое место занято. Алла бессильно опустилась на чемодан. С ненавистью поглядела на растерянного Павла. Это из-за его щепетильности они попали в такое идиотское положение. Ах, он не может поступиться принципами! Сиди теперь тут и слушай, как плачут маленькие дети и перекликаются из конца в конец коридора женщины. Зачем она сюда ехала? О том ли мечтала? Павлу самому не по себе. И тот же вопрос: зачем привез сюда жену?

Куда им деваться и что при этом делать дежурному по части майору Холину? Только и остается, что обратиться к писарю Горюнову.

Сережа стоял в группе офицеров и молча наблюдал за происходящим. Пусть сами попросят. А то больно гордые.

– Ну что смотришь, – прошипел Холин, оглянувшись на Тягуновых. – Видишь, что творится! Приехали как снег на голову. Куда их?

– Это ваши проблемы, товарищ майор, – пожал плечами писарь. – Хотя согласиться с вами насчет снега на голову я не могу.

Павел положил руку на плечо жене.

– Завтра же возвращайся в Москву, – сказал он ей.

– А ты? – повернула она к нему голову. – Ты же пропадешь здесь без меня. Превратишься в одного из них. Сопьешься! Я останусь. В конце концов твой папочка что-нибудь предпримет… Или мы, Тягуновы, такие гордые?

– Здесь им негде разместиться, – сказал Холин писарю.

– Здесь негде, – согласился Горюнов. – А в новом доме их ждет зарезервированная двухкомнатная квартира.

Павел и Алла услышали это, подошли ближе.

– Зарезервирована квартира? – переспросил Павел. – И давно?

– Да вот полгода уже, – подтвердил Горюнов.

– Но ты же сказал, будто ожидается какой-то чин из столицы! – стали возмущаться офицеры.

– Ну, – кивнул писарь. – Говорил. Вот он, этот чин, и приехал. Ему и квартира. – И пристально при этом посмотрел на Павла. Мол, куда ты денешься! Обломаем, не таких обламывали!

Павел молча, с разворота ударил его по лицу. Писарь поднялся было с пола, но получил второй удар. И тут на Павла набросились офицеры. Нет, не разнимать, не растаскивать – они стали его бить, с ожесточением, до крови… Павел отчаянно сопротивлялся, на его защиту встал единственный из присутствующих – старший лейтенант Прохоров.

Они бились умело, стойко, но слишком велико было численное превосходство нападавших. Между ними метался, срывая голос и получая удары, майор Холин. А сам Горюнов тем временем спокойно поглядывал на происходящее и на застывшую в ужасе Аллу. Выбежали женщины, заголосили, заплакали дети…

Наконец, вспомнив, майор Холин вытащил пистолет и выстрелил в потолок. Но его будто не слышали. Новые и новые дерущиеся отлетали от кулаков Тягунова и Прохорова. Но вот Прохорова сбили с ног, свалили и связали Тягунова.

– Хорош, – негромко произнес Горюнов, и это услыхали все. И прекратили избиение.

– Видите, до чего доводит кое-кого столичная спесь! – сказал со вздохом Горюнов. – Аллочка, видит Бог, твой муж начал первым. – А это пахнет трибуналом – и прощай карьера! Но может, не надо? – Он оглядел офицеров. – Может, без трибунала обойдемся? Нам всем вместе служить и служить! Потом, жен жалко. Прибегут завтра к «бате», будут валяться в ногах…

– Ничего! – рубанул ладонью воздух возбужденный Холин. – Сегодня же составишь рапорт!

– Слушаюсь! – щелкнул каблуками писарь. – Только рапорт, Петр Авдеевич, вы должны составить по всей форме. Как дежурный.

– Ты напишешь, а я подпишу! – настаивал на своем Холин.

– Слушаюсь! – козырнул Горюнов. – Разрешите выполнять? Или подождем до утра? Или пожалеем, а? Все-таки молодой офицер, такая перспектива, папа генерал, жена красавица, певица… Ну, Петр Авдеевич, мне, в конце концов, вмазали, а не тебе! Я бы простил. Как сказано в Писании? Ударили по правой щеке, подставь левую. Так и я. Жена ударила слева, а муж справа. Все правильно.

– Черт с тобой… – Холин стал постепенно отходить.

– Ну все, господа офицеры, свободны! – сказал Горюнов собравшимся и переживающим драку офицерам. Многие из них получили сполна, кряхтели, не могли никак отдышаться.

– Мужские игры! – развел руками писарь, обращаясь к Алле. – Разрядка в нашей монотонной, серой жизни. Раньше хоть опера была. Или там карты. Теперь – не до карт… Развяжите их, чего смотрите, – сказал он Холину.

– Вы должны меня арестовать, – сказал Тягунов Холину.

– И меня тоже, – вторил ему Прохоров.

– Все-то вам неймется? – присел рядом с Павлом на корточки писарь. – Можно и на гауптвахту, если не желаете домой.

– Паша, пойдем! – умоляла мужа Алла. – Пойдем в дом, я не могу так больше!