– Ты была совсем молоденькая, – заметил Бекетт.
– И самоуверенная. Бесстрашная. Я вышла замуж за Клинта, уехала с ним, бросила дом, семью и друзей без малейших колебаний и сожалений. – Клэр засмеялась. – Неужели это я?
– Я всегда считал тебя очень храброй.
– Я познала страх, когда родился Гарри. Кто этот маленький человечек? Вдруг я сделаю что-то не так? Вдруг он заболеет или расшибется? Но даже в такие минуты я не сомневалась, что вместе мы преодолеем все трудности. – Клэр улыбнулась, пригубила воду из бокала. – Мы мечтали о четверых детях или даже пятерых. Сумасшедшие. Представляешь, пятеро карапузов? Пожалуй, мы осуществили бы это намерение, будь Клинт жив.
– Ты была счастлива.
– О да. А иногда чувствовала себя жутко одинокой, потерянной. Тогда-то и подкрадывался страх. Но я говорила себе: некогда бояться, надо делать дела. Я гордилась Клинтом и ненавидела разлуки, ненавидела думать о том, с чем он сталкивается каждый день, каждую ночь. Однако он был рожден солдатом, так же как его отец и брат, и я знала это, когда выходила замуж.
Официант принес вино. Они подняли бокалы, Клэр сделала глоток.
– Отличное вино. А для меня еще и сигнал: сейчас подадут еду, я свободна от готовки.
– Пей, пей, – улыбнулся Бекетт. – Ты не договорила.
– Да, я должна закончить. – И быть благодарной Бекетту за его готовность выслушать.
– Гарри играл, Лиам плакал в кроватке. Я мучилась утренней тошнотой и не могла подойти к нему, пока не закончится приступ. Я знала, что беременна. Тестом не проверяла, но знала точно. – Клэр на секунду (лишь на секунду) умолкла. – Клинт уехал в Ирак всего три недели назад, я так и не успела сообщить ему, что у нас будет еще один ребенок. Больше всего я жалею именно об этом – о том, что не успела. Клинту не довелось увидеть Мерфи, потрогать его щечки, вдохнуть запах, услышать смех. У Мерфи никогда не было отца, Лиам не помнит его совсем, у Гарри в лучшем случае остались какие-то обрывки воспоминаний. Клинт был хорошим отцом – любящим, нежным, внимательным, но ему не хватило времени…
– Времени всегда не хватает.
Клэр понимающе кивнула, накрыла рукой ладонь Бекетта. Он ведь потерял отца.
– Да, ты прав.
– Они пришли ко мне в то утро – офицер и капеллан. По их лицам все сразу понимаешь без слов. Свет в глазах меркнет, воздух испаряется; какое-то время ты не ощущаешь вообще ничего.
– Клэр, мне очень жаль. – Беккет стиснул ее пальцы.
– Я держала на руках Лиама – забыла, что взяла его из кроватки, когда в дверь постучали. У него резались зубки, из-за этого поднялась небольшая температура, и он капризничал. Гарри цеплялся за мою ногу. Наверное, он что-то почувствовал, потому что тоже начал плакать. Как и малыш у меня под сердцем. Мы все поняли: Клинта больше нет.
Приходили жены других офицеров – утешить, поддержать. Я как будто рассыпалась на миллион осколков. Меня терзали страх, сомнения, тревога и страшное, черное горе. Я думала, что не переживу этого.
Бекетт представил себе молодую вдову, оставшуюся с двумя детьми на руках и беременную третьим.
– Да, это очень тяжело. Как же ты справилась?
– Я знала одно: нужно вернуться домой. И мне, и детям. Возвращение было единственным выходом для всех нас, единственно верным ответом. В Бунсборо я могла вспоминать о Клинте, о том, как сильно любила его, и только здесь сумела примириться с мыслью, что мы получили все, отведенное нам судьбой. Ни больше ни меньше. Теперь у меня есть нечто еще. Я могу думать о нем, говорить о нем. Более того, я должна: мальчики заслуживают иметь память об отце и, так же как я, заслуживают ту жизнь, которой мы живем сейчас.
– Могу сказать по себе: когда мы потеряли отца, то просто одеревенели от горя. Медленно, постепенно надо заставлять себя жить дальше, заниматься повседневными делами, пусть даже руки не берутся. В конце концов ты словно оказываешься в другом месте; отчасти узнаешь его, отчасти – нет. У тебя начинает что-то получаться, и ты понимаешь, что без человека, которого уже нет рядом, ты бы не справился.
– Все так. – Теперь Клэр действительно была благодарна Бекетту за понимание. – Когда ты думаешь об отце, говоришь о нем, сразу вспоминаешь про это. Так и у меня. Ты знал Клинта. У нас обоих есть прошлое, из которого его не выбросить, и, раз мы теперь встречаемся, я бы не хотела, чтобы тебе было неловко или неприятно.
Бекетт помолчал, а затем, повинуясь порыву, спросил:
– Помнишь мистера Шредера?
– Он вел у нас историю США. Терпеть его не могла.
– Все его терпеть не могли, такой был придурок. Мы с Клинтом и другими ребятами намотали туалетную бумагу на деревья и кусты вокруг его дома.
– Так это были вы? И Клинт в этом участвовал? – Клэр откинулась на спинку стула и расхохоталась. – Господи, да я же прекрасно помню тот случай! У вас, наверное, ушло чуть не сто рулонов. Выглядело так, точно взорвался целый пароход, перевозивший туалетную бумагу.
– Если берешься за дело, делай его на совесть.
– Да уж, вы постарались на совесть, «украшая» дом мистера Шредера. Он и вправду был придурком.