Отныне и навсегда

– Поверить не могу, что без Леонардо мы бы никогда не встретились, – говорю я Джеку, когда мы в последний раз поворачиваем и шагаем по широкой зеленой аллее к Коллекции. – Он свел нас, хоть тогда мы об этом и не подозревали. Разве можно отрицать, что этому было суждено случиться?

– Не буду отрицать, я чувствую то же самое. – Джек останавливается и смотрит на меня. – Не буду отрицать, без тебя я бы давно утратил всякую человечность.

– Вот почему, – робко произношу я, – когда я поняла, чего лишится Бен, у которого к тому же имеются отличные познания в нужной сфере, я позвала его помочь разгадать секрет картины.

– Вита, – говорит Джек. – Зачем? Ты же подвергаешь себя – нас – опасности.

– Я не сказала, кто и что мы такое, – отвечаю я. – Только то, что я верю в бессмертие и хочу найти ответы. А он, если захочет, мог бы мне помочь. Ты сам говорил, что наша встреча могла знаменовать новые возможности. Клянусь, я очень осторожна. Правда, из-за него я теперь гадаю…

– Так? – торопит меня Джек.

– Получится ли у него найти то, что скрывает картина? Если да, тогда мы спасем его жизнь, и это все… было бы не впустую.

– Вита, о чем ты говоришь?

– О том, что после смерти Доминика я пыталась найти ответы, чтобы умереть. Но теперь, после встречи с Беном, я подумала, что, возможно, хочу жить.

– Вы знакомы меньше двух дней, но из-за него ты уже полностью пересмотрела свой взгляд на жизнь? – спрашивает Джек.

В выражении его лица читается обида, и я слишком поздно понимаю почему.

– Не из-за него, а из-за его желания жить. Он напомнил мне, как драгоценна жизнь.

Джек поворачивает в сторону, противоположную той, куда мы направлялись.

– Уверена, что хочешь снова через это пройти? – спрашивает он.

– В смысле «снова»?

– Снова влюбиться в кого-то, кто умрет, и не через пятьдесят лет, а скоро. Очень скоро.

– Я в него не влюблена! – смеюсь я в недоумении. – Я с ним только-только познакомилась!

– И тут же посвятила его в свой самый сокровенный – наш самый сокровенный – секрет, не посоветовавшись со мной.

– В самую малую его часть – что я ищу, а не кто мы такие. И об этом я рассказала ему еще до того, как узнала, что его жизнь в опасности.

– Даже не знаю, лучше мне от этого или хуже, – произносит Джек.

– Он бы тебе понравился, – говорю я. – Он забавный.

Джек поворачивается и внимательно смотрит на меня.

– Вита, ты будешь страдать. Если пойдешь дальше по этому пути, боль оставит на тебе шрам. Этого будет недостаточно, чтобы тебя убить, но хватит, чтобы сильно задеть, – он слегка улыбается с оттенком безнадежной ласки и грусти. – Не знаю, хватит ли мне сил снова видеть тебя такой разбитой.

– Ты видишь то, чего нет, – уверяю я.

– А ты забываешь, что я знаю тебя лучше, чем любой мужчина когда-либо знал женщину. И я лишь единожды видел у тебя такое выражение лица. Если ты еще не поняла свои чувства, то для меня они очевидны.

Какое-то время я смотрю на реку. Никогда не узнаешь, насколько холодна Темза и как пугающе сильно ее течение, пока не попытаешься утопиться в ее глубинах, не наглотаешься мерзкой воды и при этом останешься жив. Промерзший до мозга костей оказываешься в черной грязи на берегу и смотришь на свинцовое небо, понимая, что выбраться из этого существования нельзя, потому что смерть отвергла тебя.

Неужели Джек действительно увидел что-то, что я сама пока не осознаю, потому что не представляю?

– Я не могу сбежать от этой жизни, – говорю я. – Тогда почему бы не прожить ее со всей душой так, как будто мое время ограничено?

Джек отворачивается, и я понимаю, что задела его за живое. Кладу ладонь ему на предплечье, и он слегка подается ко мне.

– Мы чуть с ума не сошли от такого существования. Ты задумывалась над тем, на что обречешь Бена, если вдруг сможешь сделать его таким же? Думала, каково это – привязать человека к миру, не оставив возможности его покинуть? Какие потери ему предстоит пережить? Это ответственность, от которой нельзя уйти. Ты учитывала это?

– Нет, – признаюсь я. – Планировала позаботиться об этих проблемах, когда мы подберемся к ним.

Джек раздраженно вздыхает.

– И как же получилось, что моя милая Вита, которая вечно обдумывает все по сто раз, отбросила всякие предосторожности после тридцати лет строжайшей рассудительности?

– Ты даже самую малость этому не рад? – спрашиваю я. – Джек, мы с тобой – доказательство невозможного. Если я – то чудо, которого он жаждет, а я даже не попробую ему помочь, можно ли тогда вообще считать меня человеком? Или я стану просто… отклонением от нормы, которое совсем забыло, что такое смертность? В чем смысл нашего существования, если мы никак не можем его использовать?

– А должен ли быть какой-то смысл кроме нас двоих? – вздыхает Джек. – Ты так долго считала себя монстром, даже в самом начале. Я наблюдал, как после Доминика ты пыталась разорвать себя на части. Вот этого я и боюсь. Со скорбью приходят ужасы и безумие, от которых нельзя сбежать. Ты не сможешь снова через это пройти, да и я тоже. Я тебя люблю. Когда тебе больно, мне тоже больно.