Отныне и навсегда

– Он просто переживает, что я уйду и оставлю его с этой странной женщиной, у которой дома даже печенья нет, – отвечаю я. – Ты принципиально против перекусов?

– Нет, я просто не особо хожу по магазинам, – извиняющимся тоном говорит Вита. – Прости, Пабло, – она целует его в макушку. – Но у меня где-то есть шоколадный ликер.

– Лучше не надо, – говорю я. – Собакам шоколад нельзя, иначе он напьется и станет сентиментальным. Но спасибо, что разрешила взять его с собой.

– Я всегда хотела собаку, – говорит Вита, опираясь подбородком на ладонь и с нежностью наблюдая за мной и Пабло.

– А почему не заведешь?

– Они недостаточно долго живут, – отвечает она. – Не хочу влюбляться в кого-то, кто меня не переживет.

Стоит ей произнести последнее слово, как она осознает, что сказала.

– Извини, я не имела в виду…

– Это ты меня извини, – говорю я. Пабло спрыгивает с моих коленей. – Я тоже удивляюсь тому, как быстро все закрутилось. Не могу извиниться за то, что ты меня любишь, но могу извиниться за то, чего это тебе будет стоить. Меньше всего на свете я хочу причинить тебе боль.

– Все как раз наоборот. Ты смягчаешь мою боль, – Вита с серьезным видом берет меня за руку. – Мне будет тяжело только после твоего ухода, но и это я готова терпеть столетиями ради того, что у нас есть сейчас.

Мы целуемся до тех пор, пока Пабло не начинает вылизывать уши Виты, пытаясь присоединиться.

– Как знать, – осторожно говорит Вита, почесывая животик Пабло. – Вдруг мы найдем секреты, которые Леонардо спрятал в картине, и тогда у нас будет все время мира, можешь себе это представить?

– Нет, – говорю я. – Я решил думать только о настоящем. Так безопаснее всего. Я смотрю на тебя, и мне кажется, что свою долю счастья, рассчитанную на жизнь, я уже исчерпал.

– Это не так, – уверенно говорит Вита. – Я знаю, что ответ кроется в картине. Есть вероятность, что завтра мы его и найдем. По крайней мере, это будет приключение. Даже если я могу попасть за это в тюрьму, – она гордо смотрит на меня. – Я придумала, как забрать Прекрасную Ферроньеру на одну ночь, – шепчет она, будто нас могут подслушать.

– Мне страшно, – признаюсь я.

– Твоя мама, наверное, предложила бы чай, чтобы успокоить нервы, – говорит Вита. – Я могу предложить лишь вино и пиццу из заведения через дорогу. Бояться тут нечего: я буду преступницей, а ты так, соучастником, и то с натяжкой.

Через пару минут она возвращается из погреба, а я достаю бокалы, наслаждаясь каждой секундой домашнего уюта: мы непринужденно проводим время вместе, под столом свернулся калачиком мой пес. Я бы хотел, чтобы это мгновение длилось всю жизнь, да вот только она может оборваться в любую секунду.

Вита чувствует мой страх.

– Это весело, а не страшно, – говорит она, пододвигая стул и кладя голову мне на плечо. – Я думаю, все получится. Прошла целая вечность с тех пор, как я в последний раз совершала что-то настолько смелое, теперь даже не терпится приступить.

– Не могу это представить, – говорю я. – Нет, не ограбление с тобой во главе – это с легкостью. Я про реальность, с которой нам придется столкнуться, и очень скоро. Не могу представить, что меня больше не будет существовать в этом теле, что я не увижу и не обниму тебя. Вот что страшно. И представить вечную жизнь я тоже не могу. Сейчас я этого хочу: больше всего на свете хочу заполучить время, которое мне задолжали. Но я не могу представить жизнь без мамы, Китти, Эллиота и… тебя. Не хочу чувствовать себя вне времени, пока все вокруг меняется до неузнаваемости. Наверное, в таком случае я бы просто спрыгнул с моста.

Долгое время Вита сидит неподвижно, ее лицо скрывают волосы.

– Давай сначала попробуем найти секрет, – наконец говорит она. – Не будем переживать о том, чего нет. Договорились?

– Договорились, – я и сам рад отогнать страх на пару драгоценных часов. – Так какая была твоя последняя дерзкая выходка? – спрашиваю я, почему-то воодушевленный тем, что Вита совершала очень глупые поступки и наверняка в чем-то облажалась.

– Ой, это было еще до Доминика, – она качает головой.

– Ты почти не говоришь о прошлом, – замечаю я. – Ну ты рассказываешь о самом важном и сложном, но… Не знаю, расскажи про свой университет. Как там обстояли дела?

– Там не было ничего особенного, – улыбается Вита. – Взрослые студенты очень благоразумны.

– А до университета? Какой ты была до Доминика?

Вита ненадолго задумывается.

– Всего боялась, и в то же время все меня интересовало, – улыбается она. – Я была немного безрассудной и безбашенной. Немного путешествовала, пробовала разные версии себя, пока не нашла ту, которая подошла. До Доминика менялось все и всегда, а потом я захотела, чтобы ничего не менялось. Наверное, решила остепениться.

– Я бы хотел остепениться, – произношу я, внезапно осознав это. – И, если получится, было бы здорово попутешествовать с тобой по миру.