Отныне и навсегда

– Я не заберу Бена себе одной, – обещаю я.

– Он так на тебя смотрит, – Сара улыбается, а Бен краснеет. – Когда он был мальчишкой…

– О боже, только давайте без вот этих «когда Бен был мальчишкой…», – Бен тянется к томику на полке. – Вита, смотри, вот эта мамина книга о да Винчи меня к тебе и привела.

– Ого, – говорю я, несколько опешив от того, что вижу свое лицо здесь, в этом маленьком домике.

– Знаешь, а вы похожи, – говорит мама Бена. – Даже жутко.

– Да, с тобой можно сделать какой-нибудь мем на тему искусства, – добавляет Китти.

– И правда ведь, – Бен переводит взгляд с обложки книги на меня. – А я раньше этого не замечал. Как странно!

– Я об этом как-то даже не задумывалась. – Сердце колотится быстрее из-за собственной лжи. – Ну, у нас обеих темные волосы.

Сара улыбается:

– Кто-нибудь хочет еще чая?

* * *

Бен сходил за рыбой и картошкой фри, и теперь мы устраиваемся перед телевизором, держа еду на коленях. Я попала в жизнь, какую никогда не знала, жизнь обычной семьи. Даже с Домиником все было по-другому: мы читали книги и ели за столом. Нас окружала любовь, но такого чувства банального комфорта в нашей совместной жизни никогда не было. Время от времени Бен кидает ломтик картошки Пабло, который каждый раз успешно его ловит. После ужина Бен собирает упаковки из-под еды и относит их на кухню. Я беру кружки и стаканы и включаю теплую воду в раковине.

– Не нужно, – говорит Сара. – У меня есть посудомойка.

– А, точно, – смеюсь я. – Я, должно быть, последний человек на земле, у которого ее нет.

– Но все равно очень мило с твоей стороны, – говорит Сара, опираясь о кухонную стойку и изучая меня, пока я мою кружку. – Мама хорошо тебя воспитала.

– Да, она действительно много учила меня манерам, – отвечаю я, вспоминая далекую, крохотную фигурку, сотканную из несчастий. Главной целью для нее было превратить своих дочерей в послушный товар. Я ее не виню: это все, что она знала и понимала. Мне просто хотелось бы узнать мою маму так, как Бен и Китти знают свою. Хотелось бы, чтобы в нашей семье тоже было место для любви. – Она учила меня быть тихой, всегда хорошо выглядеть, делать так, как мне велено, подчиняться отцу и всем мужчинам. В конце концов я сбежала, и готовность мыть кастрюли обеспечила мне первую работу.

Я обрываю себя, готовясь к череде любопытных вопросов, но Сара произносит лишь: «Боже, бедное дитя» – и обнимает меня.

– Как же тяжко тебе было сбегать, сколько смелости потребовалось… Вы еще общаетесь?

– Она умерла, – отвечаю я. Сара выпускает меня из объятий, но продолжает держать за руку.

– Бен сказал, ты вдова?

Я киваю.

Когда она так говорит, моя жизнь кажется состоящей из трагедий, и на самом деле была бы таковой, если бы ее втиснули в те три или около того десятилетия, которые люди приписывают мне. За годы горе и потери растягиваются, словно нити паутины, и становятся почти прозрачными. Почти. Кажется, Доминик умер на моих руках совсем недавно, хотя это было больше тридцати лет назад.

– Бедняжка, на твою долю выпало столько потерь, – мягко говорит Сара. – А теперь еще и влюбилась в моего мальчика, которого тоже скоро потеряешь. Ты уверена, что готова к этому?

Взглянув ей за спину, я вижу Бена, сидящего на коврике в гостиной; он играет с Пабло, на плечах сидит Эллиот.

– Не знаю. Но пока что я не думаю об этом. Сейчас мне просто нужно любить его, а это легко.

– Он хороший парень, – говорит Сара и вдруг отворачивается. Я невесомо кладу руку ей на плечо.

– Вы такая сильная, – мягко произношу я. – Как вы справляетесь?

– С трудом, – признается она. – Мне хочется схватиться за Бена и держать его рядом, но я так не могу. Как бы крепко я в него ни вцепилась, он все равно ускользнет, и это… это тяжело.

– Это тяжело, – повторяю я. – Но я буду с вами, если вы того захотите.

– Ты ангел, посланный нам Богом, – говорит Сара. – Я в Бога не верю, потому что если он существует, то он тот еще ублюдок, но ты, Вита, ты дар Божий.

Женщина целует меня в щеку и возвращается к сыну и внуку. Она садится на пол и притворяется, что кричит, когда Пабло начинает облизывать ее. Семейная жизнь со всеми ее несовершенствами и сложностями бесценна. И даже если такая комбинация или какие-то ее черты повторяются во всех домах на этой улице, в этом городе, стране и мире, каждая из семей бесценна и важна. Каждая из них прекрасна.

Глава тридцать девятая

Ближе к полночи я открываю дверь, приглашая Виту в свой дом и первым делом в свою гостиную. Пабло бегает кругами и приветственно гавкает на свои любимые вещи, например на диван и вытянутую подушку для подкладывания под дверь. Вита сразу подходит к «Звездной ночи», которая висит в рамке на стене.

– Люблю эту картину, – говорит она, оборачиваясь на меня.

– Да? А я всегда думал, что это немного безвкусно с моей стороны – вешать такую популярную картину.

– Совсем нет! – Глаза Виты на мгновение вспыхивают. – Если картина нравится многим, это никак ее не обесценивает.

Когда я улыбаюсь, она добавляет:

– Извини, больная тема.