Отныне и навсегда

– Портрет заказали в честь рождения моего сына. Появление на свет сыновей, даже незаконнорожденных, всегда повод для праздника, – я раскрываю еще одну крупицу правды, скрывающейся за плотно сжатыми губами. – Моего малыша забрали, когда ему был всего день от роду. С того момента мы не виделись с ним шестьдесят лет, но тем не менее я всегда знала, где он. Стараясь держаться как можно ближе, я издалека наблюдала, как он взрослеет и стареет. Узнав, что он смертельно болен, я подошла к нему и села рядом. Шел дождь. Он не знал, кто я такая. Запах мокрой земли, звук дождя, ручка моего мальчика в моей – морщинистая и иссохшая с возрастом, чего никогда не будет у меня. Я прожила много жизней. Меня травили, преследовали, насиловали. Постепенно я приходила к личностной свободе, пониманию собственных желаний, гедонизму. Были и приключения, и опасность, и осознание того, что я могу быть самой собой, не извиняясь за это. Эти жизни сделали меня такой, какой ты меня знаешь. Человеком, который любит тебя и которого любишь ты.

– Остановись, – Бен закрывает лицо руками, а затем, пошатываясь, поднимается с дивана. – Слишком много всего. Мне нужно немного времени, чтобы во всем этом разобраться. Наверное, я лучше пойду.

– Бен, прошу тебя, не надо. Выглядишь совсем неважно. Останься тут, отдохни. Ты останься, а я пойду.

– Ну да, потому что ты у нас неуязвимая, – с горечью говорит он.

– Потому что я люблю тебя, – отвечаю я, – и хочу позаботиться о тебе.

Бен поджимает губы, будто пытаясь сдержать приливную волну печали. И тут ко мне приходит осознание: я доказала ему, что магия существует, но при этом не смогла спасти его. Ничего удивительного, что он хочет оказаться как можно дальше от меня.

– Я пойду, – говорит он.

Бен проходит мимо меня, и я его не останавливаю, лишь наблюдаю, как он пристегивает поводок к ошейнику Пабло.

Когда входная дверь закрывается, наша с Домиником фотография падает на пол.

Я снова одна.

Глава пятьдесят первая

Мы с Пабло выходим в ночь, не имея ни малейшего представления, куда направляемся.

Даже сейчас, когда утро еще окрашено в темно-фиолетовые тона, Лондон кишит людьми. Подражая их целеустремленности, мы ныряем из одной толпы в другую с таким видом, будто нам тоже есть куда идти. Если бы.

Они, быть может, действительно знают, куда им двигаться, я же просто пытаюсь очистить голову от мыслей и сбежать от собственного дефектного тела. Вот только в нем нет кнопки для активации процесса катапультирования. Все закончится в языках пламени.

Я иду не разбирая дороги. С обеих сторон меня окружают люди. Кажется, что хоть я и переставляю ноги, но все равно остаюсь на месте.

Я начал это приключение, надеясь на волшебство, а закончил его не только узрев невозможное, но и влюбившись в него. Даже сейчас, переходя оживленные дороги у Трафальгарской площади, где я встретил Виту, я не могу разобраться в собственных чувствах. Внутри лишь ощущение предательства и боль.

Я так хотел, чтобы магия существовала, и вот она существует. Просто не для меня.

Последним ударом стало расшифрованное послание. В тот момент я осознал, что надежды больше нет. Это чувство удвоилось и утроилось, когда из-за Мэрайи я наконец понял, что у моей возлюбленной впереди годы и годы, за которые она забудет нашу историю, а мне осталась всего пара мгновений, чтобы любить ее. За эти несколько дней Вита стала самой серьезной и необъятной любовью в моей жизни, а я в ее останусь лишь крупицей.

Каким-то образом мы спускаемся к реке. Пока мы двигаемся вдоль набережной, Пабло набирает скорость, уткнувшись носом в землю. Когда мы подходим к мосту Ватерлоо, рабочий день в Лондоне уже в самом разгаре. На середине моста я останавливаюсь, чтобы посмотреть на реку. Серебряный поток окружают металлические и бетонные сооружения, напоминающие лепестки цветка. В одной стороне видно, как город тянется ввысь и стекла небоскребов ловят осколки неба в свою сеть, в другой – над берегом реки возвышается здание парламента, шпили и зубцы которого напоминают о давно ушедшей эпохе.

Вита видела, как этот город строился и разрушался. Видела, как река замерзала настолько, что на ней можно было устраивать ярмарки, и как собор Святого Павла стоял среди дыма и огня во время бомбардировки «Блиц». Она вплела себя в историю данного места тысячью разноцветных нитей, и я повсюду замечаю проблески этой вышивки. Вся человеческая жизнь уходит корнями далеко в прошлое, совсем как река Темза направляется от своего истока к океанам времени, которые ее ждут.

Эти мысли заставляют меня чувствовать себя так, будто я стою слишком близко к краю очень высокой пропасти.