Отныне и навсегда

– Иви? – Мэрайя поворачивается ко мне. Ее лицо посерело, на щеках дорожки от слез, седые волосы спутались. – Иви, я не могу найти маму. Я услышала сирену и прибежала сюда, но они меня не пускают. Иви, нам нужно попасть внутрь, иначе мы умрем. Я не хочу умирать.

– Не бойся, бомбежка закончилась, – я протягиваю ей руку. – Ты разве не слышала отбой? Все закончилось.

– Точно? – неуверенно спрашивает Мэрайя.

Я осторожно делаю шаг, приближаясь к ней.

– Твоя мама сейчас на ночной смене, она отправила меня за тобой. Я отведу тебя домой, чтобы тебе не было страшно, выпьем по чашке бульона и будем петь песни. Как тебе такой план, Мэрайя? Хочешь спеть? А потом я расскажу тебе сказку.

– Мамочка там, внизу, – Мэрайя снова бьет по решетке, но уже не так отчаянно. – Иви, мне кажется, она там.

– Идем, – я беру руку пожилой женщины и нежно потираю, а затем, негромко напевая песенку, увожу Мэрайю за собой. – Беги, кролик, беги, кролик, беги, беги, беги.

– Не доставляй удовольствия фермеру, не доставляй, не доставляй, – подхватывает Мэрайя, ее настроение немного улучшается. – Иви, ты принесла леденцы?

– Дома есть, – отвечаю я. – Идем туда, и я дам тебе все леденцы, какие ты только захочешь.

– Но я хочу сейчас, – плачет Мэрайя. – Мама всегда дает мне сладости, когда начинается бомбежка.

– Обещаю, ты их получишь, как только мы окажемся дома, – повторяю я, тщетно роясь в карманах.

– Вот, держи, дорогая, – уставшая женщина в униформе работника лондонского метро протягивает мне несколько ирисок в обертке. – Всегда с собой ношу.

– Спасибо, – говорю я. – Мэрайя, смотри, ириски!

– Давно я их не ела, – радуется Мэрайя.

Она идет со мной, последние любопытные расходятся.

– Иви, кто это? И где Доминик? – спрашивает Мэрайя, рассматривая Бена. – Ты уехала во Францию, встретила Доминика и долгие годы не возвращалась. Я вышла замуж, одиноко состарилась, но тебя все еще не было рядом. А потом Доминик умер – он был уже старый и больной, – и ты вернулась и выглядела так же, как и в день, когда ушла. Где ты была, Иви? Почему тебя теперь зовут Вита?

– Глупо, правда? – я отмахиваюсь от вопроса, а Бен хмурится.

И наконец видит всю правду.

Глава пятидесятая

Когда я захожу в дом, меня встречает тишина.

Из коридора видно, как Бен неподвижно стоит перед огромным изображением Прекрасной Ферроньеры на стене, глаза изучают черты лица, руки опущены по швам, в одной из них мое свадебное фото.

– Не понимаю, как я не заметил этого раньше, – недоумевающе произносит он, не поворачиваясь ко мне. – Теперь все сходится. Какой же я идиот. Ответ был прямо у меня перед носом. Ты веришь в легенду, потому что ты и есть легенда.

– Бен… – начинаю я.

– Теперь ясно, – он поворачивается ко мне. – Мэрайя путает тебя с Иви, потому что ты и есть Иви.

Он выпускает серебряную фоторамку из руки, и та со звоном падает на пол, стекло трескается пополам.

– Париж, тысяча девятьсот сорок пятый год. Эвелин и Доминик. День свадьбы.

– Позволь мне объяснить.

– Вот чего я не могу понять, Вита, Иви, или как там тебя зовут, так это того, почему ты не рассказала мне, кто ты такая. Я думал, мы близки и можем доверить друг другу что угодно, но получается, каждый раз, когда мы обсуждали, правдива ли легенда, и я осмеливался надеяться на чудо, ты утаивала самое важное – что ты и есть доказательство ее существования.

Пытаюсь успокоить дыхание. Все произошло за считаные секунды, и теперь я растеряна и не знаю, как объясниться. Сделав шаг в комнату, начинаю говорить, скрыть отчаяние в голосе мне не удается.

– Я не рассказала тебе, потому что не знала наверняка. И мне было стыдно, что у меня есть столько времени, о котором я не просила, а у тебя его осталось так мало. Я подумала, что если смогу спасти тебя, то…

– В голове не укладывается. Бессмыслица какая-то. Ты искала секрет, зная, что он существует? Тогда почему не рассказала мне?

– Потому что я не знаю, как работает магия, а следовательно, ничего не могу обещать.

– Объясни все с самого начала. Кто ты, Вита? Что ты такое?

– В то время, когда был написан портрет, меня звали Аньезе, – начинаю я. – С тех пор у меня было много имен, большинство из них затерялись в истории вместе с первым. Аньезе, Беатрис, Изабелла Бьянки… Эвелин до смерти Доминика, а теперь Вита. Не знаю, как долго это имя будет моим. В конечном итоге всегда наступает пора прощаться и начинать заново, иначе люди заметят, что я не меняюсь. Я держусь за каждую личность как можно дольше, пока ситуация это позволяет.

Лицо Бена непреклонно. В его неподвижности читается скрытый гнев.