Мы не знаем, какой час будет для нас последним, – так мы ценим каждый час, что у нас есть.
Глава пятьдесят четвертая
– Может, лучше дождаться Китти и твою маму? – переживаю я. Мы с Беном и Джеком стоим напротив Коллекции Бьянки. – Они тоже должны присутствовать. Обсудишь все с ними, послушаешь, что они скажут. Насколько нам известно, ты первый человек в истории, который сам решился на это, значит, надо сделать все правильно.
Бен смотрит на здание так, словно видит его впервые. Я же приветствую его как старого друга, константу среди десятилетий изменений. Моя жизнь движется и движется вперед, а Коллекция все стоит с той ночи, когда она блестела в свете факелов, вплоть до этого момента, в тишине и во тьме, в ожидании, когда я вернусь домой.
– Выбрать такую жизнь – значит пережить все и в то же время остаться в стороне. Увидеть историю, но так и не стать по-настоящему ее частью.
– Ты пытаешься меня отговорить? – спрашивает Бен.
– Нет, просто хочу убедиться, что это не я тебя уговорила, а это только твой осознанный выбор.
– Это и впрямь мой выбор, – говорит он. – И потом, с Китти и мамой пока нечего обсуждать. Посмотрим, как все сложится. Они в любом случае приезжают завтра утром на операцию, там и поговорим. Хорошо?
– Хорошо, вот только как мы узнаем, что картина работает? – спрашиваю я. – Мы с Джеком поняли только через несколько лет.
– Операция, – отвечает Бен. – Если я переживу ее и проживу еще несколько месяцев… так мы поймем, что я, скорее всего, не могу умереть.
– Предлагаю перейти к части, где мы вламываемся в здание, – говорит Джек. – В Лондоне очень уж много камер видеонаблюдения.
– Если ты владеешь зданием, это уже не взлом, Джек, – отвечаю я.
– Что? – спрашивает Бен. – Как это «вы им владеете»?
– Мы с Джеком и
– И то, что мы очень хотели, мы получить не смогли – доступ к портретам да Винчи, – добавляет Джек.
– Поэтому мы завещали Коллекцию государству в тысяча девятьсот двадцатом в надежде, что репутация всемирно известного культурного музея позволит нам завладеть картинами.
– Так вот что называют перспективным планированием, – говорит Бен.
– С такой жизнью, как наша, долгосрочные игры многое значат, – произносит Джек.
– И везение тоже имеет место быть, – улыбаюсь я Бену. – В любом случае мы или, точнее, версии нас владеем Коллекцией.
Загорается зеленый, и мы переходим дорогу.
– Тогда почему ты работаешь в собственном музее по профессии, для которой нужно было получить два образования? – спрашивает Бен.
– Потому что Вита не хочет пользоваться своим уникальным положением, – отвечает Джек.
– После смерти Доминика я вернулась в университет, – говорю я. – Собирала дипломы, как собирают бейсбольные карточки, но, естественно, большинство моих квалификаций не очень долгое время сочетались с моей внешностью. Поэтому время от времени приходится начинать все заново.
– И несколько лет назад она решила, что хочет вернуться в Коллекцию и снова изучить ее при помощи новых технологий, поэтому отправилась в университет, вооружилась знаниями и, когда появилась вакансия, откликнулась на нее, ничем не выделяясь на фоне остальных.
– Ну, я все-таки знала Коллекцию изнутри, это тоже помогло мне получить должность, – признаюсь я. – Когда очень долго живешь, есть преимущества, от которых никуда не деться, например твое состояние растет.
– А если бы ты не была успешной? – спрашивает Бен. – Что тогда?
– Об этом я как-то не думала, – задумчиво говорю я, когда мы входим в здание.
– Пока Вита была в университете, я вернулся во Флоренцию и усовершенствовал свои художественные навыки. Правда, ни один из моих учителей так и не сравнился с гениальностью Леонардо.
– Вот это да, – в восхищении говорит Бен, – ты так хорошо знал Леонардо.
– Но не так хорошо, как я думал, – негромко произносит Джек. – В общем, так получилось, что один очень зажиточный спонсор выкупил все здание для проведения небольшого мероприятия, и охрану он привел тоже свою. Все здание в нашем распоряжении.
– А где тогда будет проходить мероприятие? – спрашивает меня Бен.
Я долго смотрю на него.
– А-а, это
– Я бессмертна, а не идеальна, – говорю я. – Это была идея Джека, его уровень макиавеллизма выше, чем у меня.