Он сменил коробку с хлопьями на картонную с молоком «Hood», и направил белый поток в хлопья.
– Еще раз, с чувством, с толком, с расстановкой.
– Когда.
Рив сел, завернул крышку и не придумал ничего лучше, как спросить ее, хочет ли она, чтобы он подержал Наллу. Но как бы неудобно ей не было есть, она не собиралась отпускать ребенка даже на время, и это хорошо. Даже лучше чем хорошо. Картина того, как она с комфортом устроилась за столом вместе со следующим поколением, успокаивала его.
– Ммм, – промурлыкала Бэлла, отправив в рот первую ложку.
В тишине, воцарившейся на кухне, Рив позволил себе вернуться в другую кухню, в прошлое, когда его сестра была гораздо моложе, и он еще не превратился в такое чудовище. Он вспомнил ту самую миску с хлопьями Тони, которую не помнила Бэлла, ту, которую она вычистила до дна, и захотела вторую порцию, но ей пришлось бороться с тем, чему учил ее ублюдок отец: что все женщины должны быть стройными и никогда не просить добавки. Рив бесшумно подбадривал ее, когда она пересекла кухню их старого дома и вернулась в кресло с коробкой хлопьев. Когда она налила себе еще одну порцию, у него на глаза навернулись кровавые слезы, и ему пришлось быстро ретироваться в ванную комнату.
Он убил отца по двум причинам: из-за его матери и Бэллы.
Одной из его наград стала относительная свобода Бэллы есть столько, сколько она хочет. Другая заключалась в том, что он больше никогда не увидит синяки на лице матери.
Он подумал, что сделала бы Бэлла, узнай она о том, что он совершил? Возненавидела бы его? Может быть. Он не знал, насколько хорошо она помнила творившееся насилие, и в частности то, которому подвергалась их мамэн.
– Ты в порядке? – вдруг спросила она.
Рив пригладил свой ирокез.
– Да.
– Порой тебя трудно прочитать. – Бэлла адресовала ему легкую улыбку, будто хотела убедить, что не имела в виду ничего плохого. – Я никогда не знаю, в порядке ли ты.
– Я действительно в порядке.
Она осмотрела кухню.
– Что ты собираешься делать с этим домом?
– Придержу его, по крайней мере, еще на полгода. Я купил его полтора года назад у человека, и мне придется держать его в собственности еще немного, иначе не получу прибыли на вложенный капитал.
– Ты всегда умел обращаться с деньгами. – Она наклонилась, чтобы положить в рот очередную ложку с хлопьями. – Могу я спросить тебя кое о чем?
– О чем угодно.
– У тебя есть кто-нибудь?
– В смысле?
– Ну, знаешь... женщина. Или мужчина.
– Ты думаешь, что я гей? – Когда он засмеялся, Бэлла густо покраснела, и ему захотелось крепко-прекрепко обнять ее.
– Ну, ничего страшного, если это так, Ривендж. – Она кивнула, как будто ободряюще похлопала его по руке. – Я хочу сказать, возле тебя никогда не было женщин, никогда. И я не хочу предполагать... что ты... ах... Ну, днем, когда я направлялась в твою комнату, чтобы проверить как ты, я слышала, что ты разговариваешь с кем-то. Не то чтобы я подслушивала, нет... О, черт.
– Все в порядке. – Он улыбнулся ей, а затем понял, что на этот вопрос не было простого ответа. По крайней мере, на ту его часть, которая спрашивала, есть ли у него кто-нибудь.
Элена была... Кем была она?
Он нахмурился. Ответ, который пришел на ум, был очень глубоким. Очень. А с учетом той сложной лжи, на которой была построена его жизнь, Рив не был уверен, что это углубление – хорошая идея: угольная гора его существования была чертовски нестабильна, чтобы позволять мысленным шахтам уходить настолько глубоко от поверхности.
Бэлла медленно опустила ложку.
– Боже мой... у тебя кто-то есть, не так ли?
Он заставил себя ответить таким образом, чтобы снизить количество осложнений до минимума. Хотя это было сродни тому, чтобы вынуть небольшой кусок мусора из огромной кучи, не запачкавшись.
– Нет. У меня никого нет. – Он взглянул на ее миску. – Еще?
Бэлла улыбнулась.
– Не откажусь. – Пока он накладывал добавку, она сказала: – Знаешь, вторая порция всегда самая вкусная.
– Не поспоришь.
Бэлла похлопала по хлопьям нижней частью ложки.
– Я люблю тебя, брат мой.
– И я тебя люблю, сестра моя. И всегда буду.
– Я думаю, мамэн сейчас в Забвении и наблюдает за нами. Я не знаю, веришь ли ты в подобные вещи, но она верила, и я была там после рождения Наллы.
Рив знал, что они чуть не потеряли Бэллу на родильном столе, и ему было интересно, что же она видела в тот момент, когда ее душа застряла между мирами?. Он никогда не задумывался о том, куда душа попадает после смерти, но был готов держать пари, что в этом Бэлла была права. Если кто и мог наблюдать за ними из Забвения, это была их покойная прекрасная, благочестивая мать.
Это успокаивало его и задавало цель.
Его матери больше никогда не придется беспокоиться. Только не о нем.
– О, посмотри, снег пошел, – сказала Бэлла.
Он выглянул в окно. Маленькие белые точки парили в свете газовых фонарей вдоль дорожки.
– Ей бы это понравилось, – тихо сказал он.
– Мамэн?
– Помнишь, как она любила сидеть в своем кресле и смотреть, как падают снежинки?
– Она смотрела не на то, как они падают.
Рив нахмурился и посмотрел через стол.
– Конечно, она так и делала. Она часами…
Бэлла покачала головой.