государственной деятельности соответственными средствами, должны были вечно
играть в рискованную игру, выпутываясь из затруднительных обстоятельств не только
рискованными, но часто бесчестными и потому вредоносными поступками.
Покорившиеся козаки были призваны панскими литаврами в раду. Королевские
коммиссары, Адам Кисель и Станислав Потоцкий, осыпали их упреками за их измену
и, что хуже самой измены, за попытки призвать под свои бунчуки против христиан
татарскую орду; а козаки, по воле победителя, представили им письменное
обязательство, в котором говорилось:
что они (козаки) забыли Куруковскую коммиссию, писанную их кровью, забыли
,свою присягу, умертвили старшину свою, приняли к себе простой народ еверх
семитысячного числа Козаков, напали на коронное войско (об Орде, „ради великой
гнусности дела и чтобы не было вредной памяти*, говорит реляция, в обязательстве не
упоминалось); но святым и справедливым судом Божиим, коронное войско разорвало
козацкий табор, овладело арматою, хоругвями, бунчуками и всеми украшениями,
заслуженными с давних времен от королей и Речи Посполитой, а большую часть
положило трупом;
что остаток Запорожского Войска полевой гетман настиг в Боровице, и на том
месте, где козаки умертвили свою старшину, окружил их шанцами и хотел взять
приступом, но они выпросили себе у ясновельможного пана гетмана помилование, и
выдали своих старшин, которые вовлекли их в такой упадок и во все злое, Павлюка,
Томиленка и несколько других, а зачинщика бунта, Скидана, обязались все вместе
найти и также выдать;
что им не дозволено избрать старшего, а только полковников, старшинство же
вверено пану Ильяшу, переяславскому полковнику, который постоянно находился при
коронном войске, не участвуя в бунтах;
что козаки обязываются идти на Запорожье, сжечь морские челны и выпроводить из
Запорожья чернь, которая окажется лишнею против количества, назначенного для
сторожи.
„Относительно реестровиковъ* (сказано в заключение унизительного
обязательства) „отдается на милосердие и волю его королевской милости и Речи
Посполитой, и обещаемся быть в таком комнуте,
.
229
какой их милости паны коммиссары нам оставили, и в таком устройстве, какое
укажет нам самое милосердие его королевской милости, нашего милостивого пана, и
пребывать в полной верности, цнотуь н подданстве Речи Посполитой на все грядущие
времена. В чем во всем, поднявши руку, присягаем, и на то все для вечной и
бессмертной памяти о каре над нами за паши преступления, чтобы на будущие времена
не было больше подобных бунтов, а равно и об оказанном нам помиловании, даем сие
писание и кровавое наше обязательство под войсковою печатью и за подписью нашего
поискового писаря".
Этим писарем и составителем обязательства был Богдан Хмельницкий,
воспользовавшийся, через десять лет, бунтом Павлюка и Скидана, как программою для
одоления польско-русских наыов с помощью татар.
Глава X.
Скитальческий быт ашорусеких иоселяи.--Запугиванье бунтовщиков казнями.—
Триумф, устроенный киевскими мещанами и митрополитом усмирителю Козаков.—
Попытка Козаков призвать на помощь Татар.—Трагическое в козакопанекой усобице.—
Отсутствие единодушие между козаками.—Блокада козацкого становища на „Устье
Старца*.—Козаки покоряются панам.—Зловещее
положение победителя.
Между тем как на Русской стороне Днепра была решена судьба павлюковцев, на
Татарской ничего о том не знали. В отсутствие Скидана, там властвовал полковник
киевских Козаков, Кизим. Торжество над местною шляхтою, безнаказанные разбои и
насилия над козацкими ворогами, а ими были все зажиточные люди, даже попы и
монахи, непробудное пьянство в кабаках, оглашаемых звоном кобз и пронзительным
криком кобзарей, до того поглащали умственную энергию беспутной толпы, что она и
не думала устроить правильное сообщение с Русским берегом, а плывущий по Днепру
лед отбивал у неё и последнюю в тому охоту.
Притом же в козадких купах, титуловавших себя Запорожским Войском, кроме
вражды к панам, не было ничего общего. Не только новобранцы возачества, но и
выписчики, называвшие себя старинными козаками,—в самом начале Павлювовщины,
в случае неудачи затеянного бунта, имели в виду или Дон, или белгородские пустыни
Московского Царства, где уже много панских и королевских подданных поселилось на
вечной, как им казалось, „во.те“. Кроме того, опи легко могли найти приют в новых
панских осадах по реке Ворскло, за которою к востоку шли уже необитаемые степи.
Новые Санжары, Кобыляви, Лучки, Переволочня и другие слободы, или воли, против
запрета самих осадчих и собственников, служили убежищем тысячам голышей,
оставлявших полуопустелыми сравнительно старые осады, из одной мечты о полной
независимости. Поэтому воспреобладать над панами для задне-
.
231
провского скопища значило пьянствовать на счет зажиточных людей, а быть
побежденными значило разбежаться по своим притонам и перебиваться кой-как до
новой усобицы с украинскими землевладельцами.
Не дорожить ничем, кроме движимости, было тогда свойственно не только козакам,
и Татарам, но и многому множеству шляхты. Стих украинской песни:
Ой мала я журйтися,—
Нехай на Петривку: