королевским избранникам. Воспитанные вне правил и обычаев гражданственной
соподчиненности, они были готовы свергнуть с себя всякую зависимость от
благосклонности и власти людей, предвосхитивших в Речи Посполитой поземельную
собственность и высокие дигнитарства. Но впереди у них кочевала Орда, слишком
сильная для того, чтоб им было возможно не отдавать себя под панский щит, не идти к
панам в рукодайные слуги, не обеспечивать судьбы своих семейств покровительством
человека знатного и могущественного. Напор азиатской дичи консолидировал их с
магнатами, наперекор древним преданиям о шляхетском равенстве, нарушенном
вельможеством, и люди, бывшие притеснителями мелкопоместной шляхты в одном
случае, делались её прибежищем в другом. Так развивалась в „Новой Польше"
шляхетчина, заключая в себе задатки революции против Польши старой.
Что касается панских и королевских подданных, то, каково бы ни было их
положение в глубине польско-русского края, они не были и не могли быть угнетаемы в
новых слободах и хозяйствах среди украинных пустынь. Основывая слободу за чертой
старопольской и старорусской оседлости, паны, или их осадчие, прежде всего
объявляли, что поселенцы будут пользоваться в ней 10 летнею, 20 летнею, 30-летнею, а
местами и 40-летнею волею или слободою ото всех повинностей и платежей. Пока не
истекал условленный между панами и их свободными подданными срок,
господствующему и подчиненному классам было необходимо сблизиться на таких
пунктах взаимной услуги или одолжения, которые, с одной стороны, не допускали
суровости землевладельческого панованья, а с другой, не слишком низко нагибали шею
подданного перед его, как называли здесь „пана", добрддеем. Неверный обещаниям
землевладелец обуздывался тем обстоятельством, что новые осады, воли, слободы (все
это синонимы) основывались беспрестанно в соседних имениях; что каждый
недовольный мог туда перебежать, а вернуть перебеж-
\
,
43
чика из чужого имения—значило бы то же самое, что взять его в плен путем войны
с соседом. Война панов с панама и без того шла беспрестанно за взаимные вторжения в
чужие пределы, д она была мерилом уменья землевладельца привязать к себе
подданных. От их численности, от их усердия, от совпадения их выгод с выгодами
помещика зависел успех не только хозяйства, но и тех вечных драк, которыми
сопровождалось определение границ каждого нового займища. ИИоэтому-то, чем
дальше было в глубь малорусских пустынь от центров старой шляхетчины, тем больше
изменялся характер помещичьих и крестьянских отношений, тем меньше зависело
убожество быта от подчиненности крестьянина воле помещика, тем проще и
независимее держал себя подданный в присутствии своего пана.
Разница между внутренними, издавна зажитыми частями государства и его
пустынными окраинами увеличивалась еще тем обстоятельством, что из центров
польеко-русской оседлости па её окраины выходили не одни беспутпые, но и самые
порядочные, самые даровитые, энергические представители чернорабочего класса.
Оставшиеся на древнем пепелище, под гнетом хозяйственной рутины, утрачивали даже
идею лучшего общественного положения, лучших отношений мужицкой личности к
панской; смирялись молчаливо перед суровою судьбой своей; корились безнадежно
перед шляхетским произволом, и производили на стороннего наблюдателя самое
тягостное впечатление.
Не так было в стране, носившей неопределенное название Украины, стране
колонизуемой с северо-запада предприимчивыми хозяевами и угрожаемой с юго-
востока чужеядными номадами. Здесь панский подданный видал „великого пана“
редко. С мелким же землевладельцем сближали его общие для шляхтича и для
крестьянина опасности пограничной жизни, а на панских наместников, или слуг,
называвшихся в королевщинах, то-есть поместных владениях, иодвоеводиями и
подстаростиями, смотрели почти, как равный на равного и вольный на вольного, От
этого малейшая прижимка со стороны официалистов и арендаторов чувствовалась в
Украине, или ио-польски на крёсаос, сильно. По свидетельству лучшей из местных
летописей, здешний крестьянин, живя в довольстве на просторе панских земель и
угодий, не пожалел бы ничего для своего пана, но быстрое обогащение панских
клиентов раздражаю его. При обширности экономических заведений, разбросанных на
больших расстояниях, так называемые великие паны не имели средств регу-
44
.
лировать поведение своих рукодайных слуг и арендаторов, которые, вместе с
державою или арендою, получали все права поместных и вотчинных владельцев над
подданными. Вот почему у малорусского поселянина накипало на сердце множество
таких досад и кривд, которые во внутренних, издавна зажитых частях королевства не
оставляли по себе никакого злопамятства.
Но каковы бы ни были отношения украинского крестьянина к помещику, или его
наместнику, домовитость пограничного быта отражалась на его характере далеко не так
резко, как его бездомовность. Татарские набеги, превращавшие обширные
пространства заселенной земли в бесплодную пустыню, весьма часто делали здесь
человека богатого убогим, семяшистого одиноким, оседлого бродячим, среди наплыва