ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 1 )

когда узвали, что я евангелик, дивились крайне, как смел меня ксендз каноник

приглашать к обеду; а когда он объяснил им, что у нас в этом отношении никакой

ненависти не бывает, и мы любим друг друга, как добрые приятели, хвалили это

Итальянцы, говоря, что тут Бог живет у нас, и порицали свои домашния права и распри

в советах. „О, когда бы дал Бог, чтоб и ныне наступило более согласное время"!

напрасно восклицает кроткий евангелик вместе с тысячами подобных ему людей.

Напрасно!... Дикия страсти были возбуждены дикими в своей якобы

христолюбивой культуре иезуитами, при посредстве измышлен-

.

85

ной ими церковной унии. Так и в Острожчине люди различных вероисповеданий

были свидетелями самой грубой религиозной демонстрации. „Ученый по-гречески*

протопоп, духовник престарелого князя Василия, корректор церковнославянской

Библии и, как надобно думать, издатель полемических сочинений в защиту

православия, устроил католическую процессию, в которой большая хоругвь была

сделана из простыни, jt меньшие — из мужицких мешков; роль „дисциплинъ* играли в

ней лисьи хвосты, а вместо набожного пения слышны были „рыки да крики*. И эта

процессия, к религиозному ужасу зрителей католиков, ходила вокруг Острога по

лесным острожским поселениям, которые, вместе с окрестными болотами, служили

гнезду князей Острожских защитою от азиатских и домашних орд.

При таком настроении ума и сердца, старший брат воспользовался козацкою

готовностью к услугам младшего, и они вдвоем совершили два крестовые похода

против поклонников римского папы.

Первый из этих незабвенных в истории русской церкви походов был направлен

против отступника православия, униатского епископа Кирилла Терлецкого; другой—

против брацлавского каштеляна и луцкого старосты, православного по предкам

католика Александра Сематка, который своими грабежами и притеснениями

приспешил отступничество Терлецкого.

Из документов, сохранившихся в актовых книгах Центрального Архива, мы знаем

следующие факты.

Проживал в резиденции князя Василия бывший дворянин, или рукодайный слуга

Терлецкого, Флориан Гедройць, иначе ГедротиНаливайко принял его, очевидно, как

знатока местности, в состав своего „злого собрания людей“ и, вместе с братом

протопопом, повел эту дружину в окрестности того Пинска, куда удалилась от Козаков

и Татар наследница последнего удельного князя киевского. Целью разбойного похода

были два села, Дубуя и Отовчичи, принадлежавшие родному брату епископа, Ярошу

Терлецкому. Отъезжая в Рим, не придумал владыка луцкий и острожский лучшего

способа обезопасить свою драгоценную движимость, как препроводить на сохранение

к брату. В половине февраля памятного в истории 1596 года, банда наездников, по

пустынным дорогам, достигла пинской трущобы беспрепятственно. Брата владыки не

было дома. Бумаги Кирилла, исчисленные в жалобе Яроша, составляли главную

ценность хранимого им скарба; потом следовали наличныя

86

.

деньги, золотые цепи, серебряные роструханы и чары, „позяотистые* пояса,

бархатные и „фалендишовые“ (Tein hollandisch) жупаны, собольи, бобровые, куньи

шубы, оправленные костью иулгаки (ружья полугаки), „гвинтованные рушпицы“

(винтовки) и т. п. Все это забрала вооруженная шайка, перекалечив челядь, и увезла

частью в резиденцию князя Василия, а частью, для дележа между наездницкою

братиєю, в принадлежавший ему город Стеданьѵ.

Напрасно вельможный отступник, Кирилл Терлецкий, домогался судом

удовлетворения от князя Острожского. Не помог ему и королевский лист,

предписывавший феодалу можповладнику выдать Гедроти, находившагося при его

особе. Исполнительною властью в этом случае был луцкий войский и острожский

ключевой староста, Ждан Боровицкий. Но он сперва грозил предъявителям

королевского листа отдубасить их постромками, а потом посадил в тюрьму, морил

голодом и „на большее еще поругание (взгарду) общественного права и шляхетской

вольности, перевязав, как злодеев, отправил на конях в Кремеыецкии замокъ*4'.

О другом крестовом походе рассказывают нам те же архивные документы еще

большие ужасы лольско-русского феодализма, совершившиеся под широкой полой

„святопамятнаго“.

Уже в начале января 1596 года брацлавский каштелян и луцкий староста, Александр

Семашко, был осажден в своем Хуяковском з&мке, как оы протестовал, „своевольными

людьми, разбойниками войска Григория Лободы*. Недели через две после того, напал

па имение Семашко, Коростянин, какой-то Остафий Слуцкий, называя себя сотником

гетмана Лободы. Оя вербовал себе дружину в Омелянике под Луцком, проживая у

князя Лнуша Вороишцкого; лотом буйствовал с новобранцами своими по козацки и по-

жолнерски в Луцке; из Луцка вторгнулся в добра Андрея Одинца, потом бушевал в

имении пана Прилуцкого, Житил, и наконец перешел в Коростятин. Но здесь мужики

дали ему отпор: самого Слуцкого убили топором, восьмерых из его соучастников

переловили. Остальная козацкая купа рассеялась во все стороны. Эти злодеи в городе

грабили мещан, в селахъ—мужиков и низшую шляхту: похищали и отнимали у мирных

жителей не только деньги, лошадей, оружие, жупаны, напитки и всякия вещи, но даже

и женскую одежду, не оставляли и самих сорочек.