ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 1 )

козацкой черни, всегда готовой броситься на козацкую знать, которую она называла

дуками среблянитми с тем самым чувством, с каким низшая шляхта называла

вельможных панов королятамги. Для собственного спасения, „знатные козаки"

прикинулись такими же бунтовщиками, в ожидании выручки от коронного гетмана.

На первый раз отвел грозившую им бурю приезд в Переяслав королевского

коммиссара Лукаша Жовковского. Он убедил Козаков отсрочить назначенную ими на

день св. Ильи войсковую раду, уверяя, что скарбовый нисарь едет уже в Украину с

козацким жолдом. Но козацкая чернь, подзадориваемая сулиминцами, продолжала

твердить о недоплаченном жалованье, другими словами— давать бунтовщикам предлог

к террору над старшиною. На беду, скарбовый писарь с измышленными деньгами не

являлся, а между тем один из червонорусских панов подал козакам новый повод к

волнениям.

Это был единственный сын русского воеводы, Яна Даниловича, и внук (по дочери)

великого Жовковского, Станислав Данилбвич, владевший широким пространством

пустынной земли между Русью, Днепром и Тясмином, в качестве корсунского старосты

Прибывши в свой староетинский город Корсунь в сопровождении обычного у знатных

панов почта, русский воеводич, как его титуловали, расквартировал свою челядь в

домах реестровых Козаков. За постои панских служебников и коронных жолнеров

козаки обижались больше всего, как люди, освобожденные от всяких повинностей, и

этот щекотливый пункт надлежало бы пану старосте обойти. Но не таков был русский

воеводич. Славный военными своими подвигами, он отличался таким буйством, как

любой козак во время кипенья козацкого своевольства. В 1631 году, на сеймовом

съезде, „без всякой вины", как пишет очевидец, искалечил он винницкого старосту

Калиновского, отсек ему три пальца на правой руке, ранил левую и сверх того нанесъ

196

.

еще пятнадцать ран. Маршалковский сеймовый суд объявил его лишенным нести,

или инфамисом. По обычаю всех знатных преступников, Данилович старался смыть с

себя инфамию усердною общественною службою. Когда новый король предпринял

поход в Смоленщину, Данилович явился к нему с контингентом, содержимым на

собственный счет, и много ему содействовал в одолении Шеина. Теперь он прибыл из

червоннорусских имений своих в Корсунь вербовать выписанных из реестра Козаков

для похода на Татар, которые угрожали украинным поселениям со стороны очаковских

степей. Здесь ему доложили, что монахи Никольского монастыря самовольно основали

на его старостивской земле местечки Бужин, Вороны, Лозы и Пива. Данилович велел

прогнать чернецов из устроенных им хозяйств, а новозаложенное ими местечко

приписать к староству.

Этим были затронуты интересы Козаков, присоседившихся к осадам, не

подлежащим старостинскому прйсуду. Старые тяжбы Никольского монастыря с

низовцами заднепровские угодия и недавния жалобы монастыря Печерского на

козацкие грабежи свидетельствуют, что козаки были тяжелы для монашеских хозяйств

не меньше шляхты; но раздосадованные постоем корсунцы стали вопиять, что Ляхи

наступают на христианскую веру. Вопли их сделаются еще характеристичнее, когда мы

скажем, что Данилович, навербовавши отряд выписчиков, пытался отразить с ним

татарский набег, и погиб в отважном бою за безопасность Украины.

Ничто подобное не входило в рассчет пресловутых борцов „за веру, честь,

имущество и самую жизнь обитателей Малороссийской Украины". Они имели в виду

лишь новый бунт, который долженствовал доставить им права, равные шляхетским.

Общественное мнение козацких поселков терроризовало старших Козаков так сильно,

что во все полки разослан был, по выражению коммиссарской реляции, очень горячий

универсал, в котором козацкий гетман Томиленко повелевал, под смертною казнью,

чтобы все полки днем и ночью собирались „как на гвалтъ", и прибывали к армате,

которая выступит к Русаве для генеральной рады.

Жовковский был в это время болен и чувствовал приближение смерти. По его

представлению был назначен ему в помощь другой коммиссар, черниговский

подкоморий, Адам Свентольдович Кисель из Брусилова.

Это был один из тех Малоруссов, которые строили и охраняли Польшу заботливее

самих Поляков. По сомнительности его

.

197

отношений к другим борющимся народностям, его можно назвать родным сыном

князя Василия и родным братом Петра Могилы; но по искусству лавировать между

противодеиственными силами он превзошел их обоих. Когда внутренняя политика

Сигизмунда III преграждала дорогу к возвышению всем православным, он умел

получать королевские пожалования за одно то, что, ораторствуя на сеймах в пользу

древней греческой веры, позволял считать и называть себя униатом. По смерти

Сигизмунда он принял сторону Петра Могилы, но постоянно возбуждал в папистах

надежды на примирение малорусской церкви с римскою, и делался необходимым как

для православных, так и для католиков, как для светских властей, так и для духовных.

Украинские волнения послужили Киселю к возвышению, как человеку влиятельному в

среде бунтовщиков. Они, эти волнения, заставили играть столько ролей, сколько

существовало партий, желавших видеть в нем своего благоприятеля.