ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 3)

сочувственно, и смотрел на него, как на неизбежное, но временное зло,—смотрел так,

как в 1632 году папский нунций на уступку православннкам нескольких униатских

хлебов духовных. Козацким воротилам • сделалось тогда холодно в Малороссии,—

нагнал им холоду крымский добрЬдий,—и они ползли к московскому царю за пазуху

отогреваться.

Спустя немного времени прибыл в Переяслав Козацкий Батько и в день,

назначенный для присяги на московское подданство (8 января 1654 года), держал с

главною старшиною своею тайную раду. Из этой тайной рады будущие крамольники

вышли к собравшимся в Переяславе козакам. Хмельпицкий произнес речь, в ко торой

волей и неволей должен взять ноту малорусского большинства, переставшего бояться

его соумышленников.

„Нельзя, видно, жить нам более без цара“, говорил он и назвал четверых государей,

которые готовы властвовать над Малороссией: турецкого султана, татарского хана,

польского короля и московского царя, „котораго* (продолжал он) „уже шесть лет мы

беспрестанно умоляем быть нашим государем и обладателемъ*. (Вместо шест лет,

Хмельницкий должен был бы сказать тридцать лет, когда бы церковная иерархия не

изменила русскому чувству). „Сей-то великий царь христианский* (сказал он в

заключение), „сжалившись над нестерпимым озлоблением православной церкви в

нашей Малой Руси, не презрел наших шеетилетних молений и склонил теперь в нам

свое милостивое царское сердце*.

Речь, очевидно, была продиктована ему царскими послами, которые даже хвалить

своего государя не дозволяли иначе, как в духе московского верноподданства.

„Возлюбим же его с усердиемъ*! (воскликнул пассивный оратор). „Хроме его

царской руки, мы не найдем благоотишнейшего пристанища. Кто нас не захочет

послушать, тот пусть идет, куда хочет: вольная дорога!*

Козацкая масса, состоявшая из московских доброжелателей и врагов, отвечала с

единодушием разбойников, спасающихся от кары: „Болим под Царя Восточного!*

404

,

Малорусские летописи и козацкие историки присочинили, будто бы вслед затем

„начали читать приготовленные условия, па которых Украина должна соединиться с

Московиею*. Достоверность этого факта заявил перед ученым светом Костомаров даже

и в четвертом издании своей трехтомной исторической монографии „Богдан

Хмельницкий". Но ни условий, ни так называемого Переяславского договора с

царскими уполномоченными не было и, по духу московского самодержавия, быть не

могло. Козаки целые шесть лет без* престанно умоляли Восточного Царя принять пх в

подданство, и великий государь наконец сжалился—и то не над ними, а над

„нестерпимым озлоблением православной церкви в Малой Руси", Эти слова

Хмельницкого, кому бы они собственно ни принадлежали, сами по себе делают

условия и договор с просителями бессмыслицею. Но и произнесенная при этом речь

Бутурлина, сочиненная ему царскою думою, не упоминает ни о каких обязательствах со

стороны царя. Бутурлин распространялся о бедствиях Малороссии, о гонении за веру, о

многократных козацких посольствах, подвинувших великого государя на милосердое

заступничество; потом доказывал, что присягавший и не сдержавший присяги король—

более пе государь Малоруссам; наконец сказал, что, не желая слышать о конечном их

разорении, о запустении и поругании благочестивых церквей от латинцев, московский

самодержец велел принять Козаков со всеми городами и землями, и приказал помогать

им против разорителей христианской веры. „Козаки" (говорил он) „за такую царскую

милость и жалованье должны служить государю, желать ему добра и надеяться на его

милость. Он же, великий государь, будет сохранять все Запорожское Войско в своей

милости и оборонять от всяких недруговъ"

Милость, милость и милость, больше ничего козаки не слышали от царских

уполномоченных. Когда дошло дело до присяги на московское подданство,

Хмельницкий сказал представителям самодержавного государя: „Следует прежде вам

присягнуть от имени его царского величества в том, что его величество, великий

государь, не нарушит наших прав, дарует нам на права наши и имуще* ства грамоты и

не выдаст нас польскому королю".

На это ему отвечали следующими словами, устраняющими всякие условия и

договоры:

„Никогда не присягнем мы за своего государя. Да гетману и говорить о том

непристойно. Подданные должны дать веру своему госу-

.

405

дарю, который пе оставит их жалованьем, будет оборонять от недругов, не лишит

прав и имении вашихъ".

Будущий изменник Тетера и миргородский полковник, Лесницкий Сакович

(напоминающий своим именем отступника Кассиана Саковича) домогались присяги.

„Это дело небывалое* (возразили представители московской царственности). „Одни

подданные присягают государю, а государю неприлично присягать подданнымъ*.

Крамольники ссылались на пример польских королей. Им отвечали, что польские

короли не самодержцы, и что государское слово переменно не бывает.

Тогда члены тайной рады Хмельницкого сказали, что козацкая чернь требует

присяги за государя. На это им отвечали строго:

„Вам надлежит помнить милость великого государя, следует служить ему и всякого

добра хотеть, Войско Запорожское привести к вере, а незнающих людей унимать от

непристойных речьй“.