Сказал сдержанно и отбыл без обычных нотаций и наставлений, как будто подчеркнул: вы мой заместитель, вам поручен участок трассы, будьте любезны отвечать за него.
Сразу после его отъезда Петр ринулся по «визирке» в глубь тайги…
Болото было небольшое, но снег на нем уже осел. И думать нечего прорубаться сюда трассой. Надо немедленно мять зимник и перегонять часть машин на ту сторону, иначе можно засесть тут на все лето.
Это были дни тяжелого труда. Вернее, утратились понятия «день» и «ночь». Люди слились с машинами, стали бесчувственны к холоду и усталости. Солнце прогрело открытое заболоченное место, и оттаявшей глубины вполне хватало, чтобы засадить трактор или трелевщик. Люди лезли под осевшую машину, в ледяной воде отыскивали руками крюк, цепляли за него стальную петлю троса, командовали: «Тяни!» — и неистово помогали машине выбраться из трясины и нащупать по болоту новый путь…
— Надо делать тропу, — говорили измученные строители, — из чего хочешь, а надо делать тропу. — И оглядывались по сторонам, тащили и валили в кучу все, что можно было найти.
Но мало тверди на болоте.
«Надо подвезти бревен с Малайки», — решил Петр, а когда бревна прибыли, дал команду:
— Пусть трелевщик идет, пока может, и сваливает их перед собой, и въезжает на них. Пусть сам делает себе переправу.
Прошло еще несколько дней, прежде чем по тропе, уложенной трелевщиком для себя, постепенно перебрались и другие машины…
Вот тогда только увидели люди, что в тайге весна. Поют даже непевчие птицы. Какая-то птица, похожая на ворону, но крупнее, пролетая над костром, издала непонятный звук — будто стукнул кто-то по дну пустого ведра.
Ислам пошел на охоту. К вечеру Маруся Плетнева, взятая на новый прорабский пункт поварихой, сготовила глухариную похлебку, все наелись до отвала, напились чаю с болотной клюквой и в шесть часов вечера завалились спать… Теперь можно, теперь они на «том» берегу.
Через пару дней на новоселье Медвежьего пришел из Малайки главный инженер Заварухин. Посмотрел на почерневшего от солнца и трудов Рослякова.
— Ну как, Робинзон? Нелегко?
С пристрастием расспрашивал строителей о перекрытии болота.
— Умно придумали, — сказал одобрительно. — На Ершике в прошлом году такое же болото вручную крыли. Почти месяц.
— Мы тоже посидели немало, — насколько мог, скромно вздохнул Петр, испытывая радость от похвалы. — Целых десять дней.
— Ничего себе, «посидели»! — улыбнулся Заварухин, вглядываясь в похудевшие, но счастливые лица строителей.
Среди новичков, прибывших по вербовке, были тут и свои, поездовские. Перебрался на передний край Костя Плетнев с женой, попросился к Петру Ислам — пока нет печных работ в строящемся постоянном поселке. Платят здесь больше, а семья у Ислама немалая.
— Люди попались настоящие, — еще так объяснил Петр успех переправы главному инженеру.
— А может быть, командир у них ничего? — улыбнулся тот и быстро добавил: — Вам, Петр Николаевич, надо отправиться в Кедровый. Отдохните и, видимо, слетаете в Шурду — с вертолетами опять загвоздка.
Петр откровенно обрадовался. Хотелось повидаться с Галей. В тот раз у него так быстро все изменилось, что они не успели поговорить. Встретил ее в столовой да проводил до дому.
— Карьеру ты строишь потрясающе! — всплеснула руками Галина. — От экспедитора напролом до зама.
Не успел обидеться, как она горячо попросила:
— Петя, не сердись! Шучу ведь! Ты не представляешь, как я рада! Мне было очень обидно за тебя. Ведь ты же приехал дорогу строить!
Лицо ее оживилось, похорошело.
— Когда приедешь в Кедровый? — спросила, тепло всматриваясь в его глаза.
— Не знаю даже…
— Ну ладно… — передохнула легко.
Позднее Петр раза два был в поселке по делам, но Галю все не заставал: со специальной группой она надолго ушла в глубь тайги в поисках лучших грунтов.
«Ну да уж теперь вернулась, — надеялся Петр. И мечтал: — В кино сходим. Интересно, какая картина идет в нашем клубе?»
Утром Заварухин немного проводил его. Прощаясь, вспомнил:
— А в поселке у нас воробьи появились.
— Ну, все, — улыбнулся Петр. — Теперь можно прочно заносить наш Кедровый на карту!
Глава сороковая
На участке недалеко от Шурды меняли старый железнодорожный путь. Много лет пролежал он на этой насыпи. Бывало, от тяжести поездов, от лютых морозов не выдерживал рельс, от сырости портилась шпала, дождями и весенними водами размывало балласт. Но приходили люди, заменяли рельс, клали новую шпалу, подсыпали щебенки, и опять мчались по старому пути тяжелые составы…
Но теперь он доживал последние часы.
Сначала прошел по нему путеукладчик с огромным краном, с платформами, загруженными новыми звеньями пути. Затем проследовал путеразборщик с порожними платформами, и уже в конце внушительной колонны двигался электробалластер. Сейчас он пойдет обратно: ему начинать.
Петр пристально вглядывался в лежащие на изъезженной насыпи рельсы и шпалы…
Старый путь будто задышал, зашевелился, отряхиваясь. И под натиском мощного механизма стал медленно вылезать из утрамбованной годами земли…