Отправляемся в полдень

– Но Бэзил говорил, она там. Закрыта заклинанием.

– Ангелы тоже ошибаются.

Усмехаюсь, смотрю в окно.

Задние колёса амортизируют на ухабах и рытвинах, салон покачивается, звёзды поют, и мне клонит в сон. Госпожа Веллингтон подаёт подушку, и, уютно устроившись на заднем сидении, засыпаю. Сон смывает волной, уносит в своё бездонье.

Падаю, гулко больно ударяюсь коленями о плитку пола. Слышу сверху:

– Неуклюжая!

Насмешливо, но не зло.

Поднимаю глаза, а надо мной склоняется… Бэзил и не Бэзил одновременно, словно его резкие черты кто-то отшлифовал, смягчил. К тому же – гораздо моложе и улыбается. А ещё выше – над ним и мною – стрельчатый свод здания.

Юноша протягивает мне руку и помогает встать:

– Не нужно торопиться в следующий раз, хорошо? – наставительно произносит он.

Киваю, отряхиваю фартук. Осматриваюсь. Деревянные скамьи, треснувший циферблат над входом, билетные кассы. Вокзал! Но пыль, паутинные занавеси, облезлая штукатурка и запах гнили – признаки того, что поезда отсюда не уходят уже давно.

– Видишь, нашла, а говорила: не смогу, не смогу. Всё можешь, если хочешь.

Только хмыкаю:

– Порой, обстоятельства сильнее нас.

– Пыф, – говорит он и засовывает руки в карманы, – эта отговорка лодырей и трусов.

– Тебе легко рассуждать, потому что не приходилось обводить вокруг пальца Агнесс и тётушку, чтобы вырваться.

– Ну я тоже удираю – от наставника, от брата, когда он дома появляется. Брат у меня – инспектор-дракон! Так что тоже рискую ради тебя!

– Ладно, Стивен, ты молодец! А я и правда бываю нытичкой! – умилостивленная, добрею. – Веди, показывай.

И Стивен манит меня за собой.

Мы проходим зал, с трудом открываем тяжёлую дверь и выходим наружу, на платформу.

– Тут только один путь, – говорю я.

– Да, – соглашается Стивен, – потому что тут проходил только один-единственный поезд.

– Но зачем для одного поезда строить целый вокзал?

– Для ожидающих. А их ого-го сколько было.

– А билетные кассы?

– Некоторые сдавали свои билеты, и их потом перераспределяли…

– И что, водились идиоты, которые отказывались от билета на поезд счастья?

– Ага, – он задирает голову, смотрит вверх. Небо у нас в Болотной Пустоши всегда одинаково серое.

– Но почему?

– Поезд уходил прямо в горизонт, а там – вставало и садилось солнце. Вот едешь ты на поезде в такую картину и жуть пробирает: сейчас рухнешь в этот пожар и сгоришь! Барыги этим пользовались. И под таким предлогом скупали билеты на «Харон».

– А ведь и правда, – испугано говорю я.

Рельсы тянутся до самого горизонта, а когда закат или рассвет – пламя разливается по всей линии, где небо касается земли.

Он смеётся – светло и добро:

– Ну и дурёха же ты, Айринн! Это просто оптическая иллюзия.

Я дуюсь, тогда он сгребает меня в охапку и прижимает к себе. Утыкаюсь в его жилет, пахнущий приятно, пряно и терпко, сжимаю красивую ткань и бормочу:

– Забери меня! Увези!

Он наклоняется, целует в макушку и уходит…

Тает…

Тяну руку.

За ним, к нему.

И падаю вновь.

Чтобы проснуться.

Сижу на полу, в пене нижних юбок, растерянная и растрёпанная, и девочки смеются, глядя на меня. И даже госпожа Веллингтон, всегда такая чопорная, фыркает в надушенный платок.

Только мне невесело, в душе воет северный ветер потери.

«Если я буду падать, ты подхватишь?»

«Конечно», – говорил он. Жмурился как сытый кот и не вынимал рук из карманов.

Но я упрямо верила словам. Ведь он говорил, что «Харон» однажды приедет за нами, и мы умчимся до самого солнца и не сгорим…

Её тоска или моя? Чьи это воспоминания? Вряд ли Айринн знала Бэзила. Значит… А значит всё плохо – наши личности сливаются И что будет, если смешаются совсем? Чья жизнь останется в приоритете?

Пока забираюсь обратно на место, отшучиваясь, что вот так нелепо заснула, мысли проносятся в голове со скоростью экспресса. Меня потряхивает, обхватываю себя за плечи и бормочу: всё хорошо. Главное, уверить в этом себя. Мне нужна уверенность.

Больше не засыпаю. Страшусь снов.

Подпираю подборок и смотрю в окно. Звёзды падают реже. За окнами мелькают поля и деревни. Ночь нисходит ласковой кошкой, сворачивается клубком посреди Страны Пяти Лепестков, обвивает хвостом сновидений её губернии. Лучшая смерть – во сне, когда хорошо и не больно. Добрые боги этого мира дарят ему нежную смерть.

Тормозим резко, девочки ойкают и вылетают из кресел. Эти малышки уже привыкли получать тычки от судьбы, поэтому даже не плачут. Лишь Зоя трёт глазёнки кулачком, но тут же, встретившись со мной взглядом, успокаивается и улыбается мне.

Дверь распахивается, и вместе с тьмой и прохладой, в салон врывается резкий низкий голос инспектора-дракона:

– По одной на выход!

Девочки слушаются беспрекословно. А я только собираюсь возмутиться, как замыкающая нашу колонну госпожа Веллингтон толкает меня вперёд. Прямо в зев темноты. Однажды ужк падала в бездну, ощущения были не из приятных.