Отправляемся в полдень

…нас встречают, как героев. Были бы хлеб-соль, принесли бы. Но и так смотрят – а в глазах слёзы восторга и умиления. Забыли, как недавно прятались при одном только имени Тодора. У людей память коротка, сердце отходчиво, а глаза – о, они столь лживы! Говорите, человек получает информацию через глаза – бред! Глаза видят то, что хотят, то, что им велит мозг, а не правду. Недаром же истинные провидцы слепы, они полагаются на менее лживые органы чувств.

Вчера глаза этих несчастных видели чудовище и убийцу, потому что мозг приказывал им боятся. Сегодня – сияют счастьем, созерцая героя, ибо мозг сказал им: он спас вас!

Не верь глазам своим! Истинно, говорю вам.

В общем, крики и ликование. Едва не на руки хватают. Такие залюбят, дорого не возьмут. Тащат туда, где холщина, в которой был Гула. Там уже гопотит мальчонка похожий на щенка и та дородная баба с клешнёй и ластами.

– Её теперь спасать!

Не просит, наоборот – строго, по-командирски. Руки в бока упёрла, и всеми четырьмя глазами смотрит. Неча, мол, простаивать, пошевеливайтесь. А давеча чуть ли не ужом возле Тодора вилась. Одно слово – бабы! И имя им – непостоянство.

И тут Тодор к моему удивлению разводит руками:

– Я не знаю как…

– Стойте, вы о ком? – надо же въехать, что здесь происходит без меня.

– О ней. Девушке в холщине. – Тодор машет рукой: мол, там, забыл?

Вспоминаю: тонкие запястья, розовые волосы по подушке, одета обрванкой, но чудо как хороша. Тут я ошибиться не мог.

– Она до сих пор спит? – догадываюсь.

– Угу, – мрачно и хором подтверждают.

– Так разбудите!

– Легко сказать! – тявкает собако-малец. – Её ж сонник укачал, а потом Гула пил. Так просто не поднять.

– Ну и пусть спит, девчонки нам только не хватало, и так проблем до черта! – говорю, но понимаю: но взывать к их благоразумию тщетно. Не слышат.

– Нужно! – твердит ластоногая.

– Верно, – соглашается Тодор, как-то даже быстро и покорно для гада его уровня, – она – Роза.

– Какая ещё роза?

– Та самая. Первая и единственная теперь. Без неё нам не выиграть.

Что? У кого? Мы ж победили!

По их лицам читаю – это ещё разминка перед войной, война впереди. Накатит, поглотит, раздавит. Но разве войны останавливают розами?

– Красота спасёт мир! – Так нелепо в устах мутантки, но с такой уверенностью. – Мы думали, она умерла полтора столетия назад, а она, вон, жива и на нашей стороне!

– Честно, ребята, всё это похоже на бред, но если эта роза вам вправду так нужна, то будите её. За чем дело стало, не пойму?

– Сонник налагает вечный сон, – бесцветно замечает Тодор, – такой не снять.

Ржу: вот же наивные!

– Вы что, впрямь не знаете, как будить спящих красавиц?

– А ты знаешь? – серьёзно так и с надеждой.

Все.

– Знаю. Я не всегда был здесь, а там, откуда пришёл, девиц, что уснули казалось бы на века, пробуждали поцелуем.

– И что правда работало? – это лопоух собакообразный, вон, аж слюна потекла.

– Ещё как!

И он рвёт с места, едва поспеваем за ним.

Она и впрямь – красавица. Кажется, в диснеевской версии ту принцессу звали Авророй. Ей бы подошло – волосы яркие, словно заря разлила по серому горизонту смешанный с облаками пурпур.

Собак наш впрягивает на лежанку и с упоением лижет девушку в губы.

Фу, мерзость-то какая. Если проснётся, поди, пришибёт хвостатого.

Но не срабатывает. И он начинает жалобно скулить и носиться кругами:

– Ты соврал! Соврал! Не проснулась!

И все косятся на меня недобро: правда, не понимают что ли?

– Я сказал – поцелуй! А ты – лизнул её в губы, разница есть?

Вздыхает, опускает голову:

– Угу.

– Ну теперь ты давай, – поворачиваюсь к Тодору.

К своему удивлению замечаю, что он теряется и бледнеет.

– Нет, я не могу.

– Да что ты мнёшься, будто не мужик! Ты что, девок не целовал что ли?

Он мотает головой:

– Нет, у меня не было невесты.

– Что? Ты убиваешь несчастных на потеху своим кашалотам. И, говорят, промышляешь торговлей людьми. И при этом у тебя нет невесты?

– И что? – искренне хлопает глазами этот амбал.

И то, хочется орать мне, ты, придурок, похерил сейчас всё моё представление о злодеях. Такие как ты непременно должны быть насильниками, а не мяться, как целочка, при слове «поцелуй»! Но и это проглатываю. Дикий мир! Нужно выбираться от сюда поскорее, а то чокнусь и начну верить в правильных злодеев.

– Ну что ж, всё бывает в первый раз. Так что – целуй!

– А сам почему? Разве она не нравится тебе? – таким тоном, что сразу врубаюсь: ему-то самому нравится, но тараканы в рай не пускают.

– Я не из этого мира, может не сработать. А ты – ангел вон, спаситель.

– Уже не ангел… давно…

Неуверенно шагает вперёд, присаживается на самый край лежанки и склоняется к её губам.

Мы замираем все, даже мир.

Ждём.

И вот, как в тех сказках от Дисней-стори, трепещут длинные ресницы, распахиваются глаза, что синее самой синевы и с прекрасных уст… слетает отборное ругательство, а потом звучит пощёчина. Тодор подскакивает и вылетает прочь, как ветром сдувает.

А она бормочет:

– Не успела.

И как выясняется, зовут её не Аврора, а Юдифь¹¹.

Истинная роза.

***