Отпущение грехов

Это самое «что-то» носило сапоги и серебряные «крылышки», отличалось отменным ростом и смуглой кожей. Майра была уверена, что вот оно наконец то самое, но не успела в этом как следует убедиться, поскольку в середине августа, во время гонок на треке Келли, двигатель гоночной машины, за рулем которой был этот счастливчик, расплющил его грудную клетку.

В общем, она снова отправилась на Восточное побережье, несколько похудевшая, побледневшая, что, впрочем, было ей к лицу, хотя теперь под глазами появились тени. И весь 1918 год — год Перемирия — она оставляла свои окурки в небольших фарфоровых пепельницах заведений по всему Нью-Йорку: и в «Полночной шалости», и в «Кокосовой роще», и в «Пале-Рояле». Ей уже стукнул двадцать один год, и в Кливленде начали поговаривать, что пора бы матери заставить дочку вернуться домой — а то Нью-Йорк, ясное дело, вконец ее испортит.

Ну вот, хватит с вас и этого. Давно пора приступить к рассказу.

В один из сентябрьских вечеров Майра отменила поход с кавалером в театр ради того, чтобы встретиться за чашкой чая с одной юной дамой; та недавно вышла замуж, теперь ее звали миссис Артур Элкинс — а во времена учебы в колледже они вместе снимали комнату.

— Как бы мне хотелось, — мечтательно произнесла Майра, когда они обе грациозно устроились в креслах, — быть, к примеру, сеньоритой, или мадемуазель, или… в общем, что-то в таком роде. О господи! Ну и какой у нас тут выбор — только замуж да и вон из обоймы?

Лайле Элкинс были хорошо знакомы это томление и неодолимая тоска.

— Нет выбора, — невозмутимо ответила она. — Этим и займись.

— Видишь ли, Лайла, меня, похоже, уже никто не способен увлечь, — призналась Майра, наклоняясь чуть ближе к подруге. — У меня столько их было, я теперь, даже когда в первый раз целуюсь, невольно думаю: интересно, а скоро мне этот надоест? И чувства больше не захватывают, как бывало…

— Сколько тебе, Майра?

— Двадцать один, еще весной стукнуло.

— Что ж, — самодовольно посоветовала Лайла, — бери пример с меня: ни в коем случае не выходи замуж, пока окончательно не перебесишься. Учти: от многого придется отказаться…

— То-то и оно! Но меня ужасно угнетает моя совершенно бесцельная жизнь. Я порой ощущаю себя просто старухой, представляешь? Вот весной в Нью-Хейвене кавалеры, с которыми я танцевала, вдруг показались мне совсем мальчишками, — а еще я там услышала, в дамской комнате, как одна девица другой говорит: «Вон Майра Харпер! Уж восемь лет здесь ошивается». Конечно, она года на три ошиблась, но все равно, от ее слов у меня даже эти дела начались…

— На первый бал мы с тобой отправились, когда нам было по шестнадцать, — значит, пять лет назад.

— Боже! — только вздохнула Майра. — Представляешь, меня некоторые теперь побаиваются! Странно, да? И почему-то самые симпатичные. Один тут целых три недели по выходным ко мне ездил, аж из Морристауна, и вдруг все, нет его, как в воду канул! Это ему какой-то заботливый дружок объяснил, что я всерьез собралась замуж, вот он и побоялся зайти слишком далеко.

— Ну, ты ведь в самом деле ищешь мужа, так?

— Пожалуй… в каком-то смысле… — сказала Майра и, помолчав, осторожно оглянулась. — Ты знакома с Ноултоном Уитни, да? Сама знаешь: и выглядит как бог, и у отца его, говорят, денег куры не клюют. Правда, когда мы с ним только познакомились, я заметила, что, услышав мое имя, он даже вздрогнул и потом все больше в сторонке держался. Лайла, дорогая моя, неужто я теперь совсем грымзой стала, а?

— Конечно нет! — рассмеялась Лайла. — И вот тебе мой совет: выбери самого-самого — ну, такого, чтобы и умный, и не замухрышка, и положение в обществе, и финансы, ну все как тебе нужно, и тогда уж бери его под уздцы — как мы с тобой, бывало, помнишь?.. Но когда он станет твоим, уже глупо твердить про себя: «Ах, он не умеет петь, как Билли…» или «Ну хоть бы в гольф нормально играл!». Все сразу не бывает. Закрой глаза, отключи чувство юмора, а вот когда поженитесь, все совсем изменится и ты будешь ужасно счастлива.

— Наверное, — рассеянно сказала Майра. — Только все это мне уже советовали.

— Влюбиться легко, когда тебе восемнадцать, — решительным тоном продолжала Лайла, — но за пять лет способность влюбляться попросту притупляется.

— Ах, у меня такие были чудные романы, — вздохнула Майра, — и такие славные мальчики. По правде, я все же решила заловить одного.

— Кого же?

— Да вот его, Ноултона Уитни. Может, я, конечно, переоцениваю свои возможности, но все еще могу заполучить любого, кого захочу.

— Ты его действительно хочешь?

— Конечно, и больше, чем кого бы то ни было. Он ведь жутко умен, разве что робкий — он так мило робеет… И еще, говорят, у его родителей лучшее имение во всем округе Вестчестер.

Лайла допила чай и поглядела на свои часики:

— Ну, я побегу, дорогая.

Они ушли вместе и, неторопливо пройдясь до Парк-авеню, остановили два такси.

— Лично я ужасно довольна жизнью. Ты тоже будешь довольна, Майра, я уверена.

Майра обогнула лужицу и, добравшись до своего такси, вспорхнула на подножку точь-в-точь как балерина.

— Пока, Лайла. До скорого.

— До свидания, Майра. Успехов!