Он стучит указательным пальцем по мраморной поверхности круглого столика.
— Господа, пишите! Впредь можно заключить…
Стараясь реабилитироваться, Берю пишет в блокноте, высунув свой бесподобный телячий язык до грудной кости.
— …что похититель, — продолжает Феликс, наклоняясь к Толстяку.
Он треплет его за ухо.
— Пишется через «е» в конце слова, Берюрье!
— Мерси, мсье! — сюсюкает Бугай.
— …что похититель имеет на борту помещение… О чём я говорил, Берюрье?
Пухлый не слушал и вздрагивает.
— Вы к тому, что этот тип кого-то имел в помещении, мсье?
— Вы мне перепишете урок десять раз к завтрашнему дню!
— Но мсье…
— Двадцать раз!
Будучи легко возбудимым, Берю плачет.
— Слушайте, Феликс, я не знаю, с чего вы на меня взъелись, но вы перегибаете палку!
— Молчать!
Учитель поворачивается к Старику, который смотрит на него с любопытством.
— Он всегда такой? — спрашивает он, показывая на Толстяка.
— Всегда! — улыбается Босс.
Учитель качает головой.
— Этот индивид умственно отсталый, извращенец, и он неспособен жить в обществе.
На этот раз Берюрье не выдерживает.
— Слушай-ка, Феликс! — по-бычьи взрёвывает он. — Что ты гонишь, парень! Если у тебя тыква не варит и ты думаешь, что ты находишься в своём классе, это твоё личное дело, но я тебе не позволю оскорблять человека, который берёт тебя в круиз вместе с собой и своей женой. Я не потерплю оскорблений от чудилы, которому надо становиться в метре от писсуара, чтобы отлить.
Он нас реквизирует решительным жестом собственника.
— Нет, вы видели эту макаку? У него набалдашник больше, чем вход в метро, так что он сам не знает, налезет ли на него что-нибудь, кроме стиральной машины, и он ещё называет нас извращенцами!
— Успокойтесь, дорогой, — говорит Биг Босс. — А вы, уважаемый, заканчивайте свои захватывающие выводы, прошу вас.
Нисколько не смутившись от сарказмов своего экс-компаньона по кемпингу и будущего компаньона по круизу, Феликс продолжает:
— Итак, мы говорили о том, что похититель имеет на борту помещение, в котором он держит своих жертв, прежде чем их ликвидировать. Совершенно очевидно, что он не мог бросить в море средь бела дня немецкую даму или же итальянского старика. Я считаю, что эти люди были сначала нейтрализованы каким-то образом, а затем содержались в укромном месте до того часа, пока их утопление не станет возможным. Когда мы окажемся на борту, господа, мы должны будем найти это помещение!
Он вытаскивает из кармана грязный платок и вытирает бугор, который у него вместо лба.
— На сегодня у меня всё, господа, благодарю за внимание. После того, как мы разместимся на борту, завтра я вам дам письменное задание на эту тему.
Он повышает голос и говорит угрожающим тоном:
— И она же будет темой сочинения.
Босс наклоняется ко мне.
— Этот тип совершенно ненормальный, — шепчет он, — но то, что он говорит, вполне разумно. Придётся его «сносить», как вы выражаетесь, но он будет нам ещё полезен. Увидите…
Неожиданное появление его «племянницы» меняет цвет и выражение его лица.
Выход малышки Камиллы прямо-таки оглушителен! Впрочем, как и её наряд. На ней ансамбль-двойка в стиле тысяча девятьсот двадцать пятого года. Юбка на двадцать сантиметров выше коленей и заканчивается бахромой из позвякивающих жемчужин. На шее — жемчужные бусы в шесть рядов, которые баррикадируют её щедрое декольте, а в волосах — широкая бархатная ленточка. Она покачивает сумочкой на конце указательного пальца и пританцовывает чарльстон, вероятно, для того, чтобы под лучшим углом показать свой туалет.
— О, ты здесь, дядюшка! — вскрикивает она, бросаясь к Старику. — Я уже начала мучиться от скуки, мой Лоскуток! — добавляет она, осыпая его поцелуями. — Я уже битый час торчу в большом салоне. Смотри, как я прикинулась для тебя, Лулу! Возьмёшь меня поскакать в Сиесте?
Старик отходит от паралича.
— Господа… э-э… представляю вам свою племянницу! — ворчит он.
Сладкое пение льётся из раболепных глоток Толстяка и Пинюша.
— Я даже и не знал, что у вас такая прелестная племянница, мсье директор, — изливается Берю. — Все мои вам комплименты!
— Не я её делал, — сухо отвечает мой любимый босс.
Затем в сторону «племянницы».
— Извините меня, дорогая, — говорит он, — но весьма срочная, весьма важная встреча не позволяет мне прогуляться с вами. Если вы не возражаете, наш друг Сан-Антонио будет вашим услужливым кавалером.
Девица, не сводившая с меня глаз, расширяет орбиты.
— О! Что ж… хорошо, — щебечет прелестное дитя. И добавляет: — А вечером я заскочу к тебе в номер, хорошо, дядюшка?
— Не сегодня! — отрезал он.
Она сжимает губы.
— Ты как-то не по-родственному сегодня! — роняет она, направляясь к двери.
Я топаю за ней, но Старик встаёт на моем пути.
— Делайте с ней что хотите, можете её утопить в порту, если надо, но я не хочу видеть эту шмару завтра на борту «Мердалора», Сан-Антонио.
— Можете на меня рассчитывать, господин директор.