Ну что ему сказать? Наплевать на приличия и спросить о мышке? О его интересе к Марлен? О фальшивом бременском адресе? Или о фотографиях пансиона, которые он сделал? Он примет меня за истеричную дуру, я все испорчу. Нужно держаться с достоинством и тщательно обдумать первый вопрос. В нем должна быть заинтересованность, но без подозрительности, разумность без праздного интереса, расположение без легковерия. Мозг работал с лихорадочной быстротой, и я не сразу заметила, что он ко мне обращается:
– Кристина! Алло, вернись на землю, ты что, язык проглотила?
Я глубоко вдохнула.
– Мой папа считает тебя брачным аферистом.
Бабах! И что же в итоге выдал мой мозг? Разумность и уравновешенность, расположение и заинтересованность. Супер. И вообще это был не вопрос. Кристина Ш., мастер риторики. Я внутренне сжалась.
Йоханн пристально смотрел на меня, во взгляде читалась сначала ошеломленность, потом недоверие. У него были длинные ресницы. Таким можно позавидовать. Мне очень хотелось их потрогать. Что я только что сказала? Почему же он не реагирует? Это меня отрезвило. Глаза Йоханна блестели. Прикрыв рукой рот, он начал смеяться. Сначала тихо, потом все сильнее и сильнее, пока не затрясся всем телом. Это длилось несколько минут. Наконец он вытер слезы, нашел в карманах брюк носовой платок, тщательно высморкался, посмотрел на меня и снова засмеялся.
– Ах, Кристина, – едва выговорил он, утирая лицо. – Это великолепно!
Я не понимала, почему он смеется, и казалась себе идиоткой. Наверное, он решил, что это шутка. А если и так, то очень плохая, поэтому неожиданный приступ его веселья совершенно непонятен. Что у этого человека за чувство юмора?
– Йоханн…
– Да? – Похоже, он совсем выдохся.
– Я не шучу. Мой отец всерьез так думает. И не он один.
– Понятно… – Йоханн все не мог отдышаться. Сейчас опять начнется. – Плесни мне, пожалуйста, воды. – Он протянул мне бокал. – Значит, брачный аферист?
– Да. И что в этом смешного?
Мне пришлось подождать, пока он напьется, чтобы суметь ответить. Во всяком случае, он попытался.
– Смешно то, что я не делал тебе предложения, и я не банкрот, хотя это и является, по моему разумению, мотивом брачного афериста. Но все-таки я испытываю облегчение, поскольку уже решил, что страдаю манией преследования.
Я не понимала, о чем он говорит. По всей видимости, по мне это было заметно.
– С тех пор как я вернулся, мне все время кажется, будто меня преследуют. Когда я возвращался с пляжа, друг твоего отца, ну, тот блондин, ты знаешь…
– Калли?
– Думаю, да, он еще помогает в пивной, в общем, он ехал на велосипеде то позади меня, то рядом со мной. Но всегда на расстоянии не более метра.
– Ты не спросил, что ему нужно?
– Естественно. Я поинтересовался, не требуется ли ему помощь. Но он не ответил. А когда я остановился, поехал дальше. Насвистывая.
– А потом?
– Потом на хвост мне сел какой-то рыжий на мопеде. Этот не отставал. Когда я пошел поесть, он уселся на ограждение террасы ресторана и стал на меня пялиться. В бинокль.
Гизберт фон Майер. Агент его величества.
– А почему ты не подошел к нему и не заговорил?
Йоханн пожал плечами:
– Да зачем? Я подумал, что он просто какой-то чокнутый.
В этом объект слежки был не так уж не прав. И все же пора ему объяснить. Не хотелось бы, чтобы он всех тут считал сумасшедшими. Я подробно рассказала, что услышал на пресс-конференции Гизберт фон Майер, и об измышлениях отца. Когда я дошла до бременского приятеля Гизберта, Йоханн недоверчиво покачал головой:
– Ты могла меня просто спросить. И я объяснил бы тебе: последний год я работал в Швеции и вернулся только в середине мая. Все мои вещи хранились у тети в Кёльне, у нее я пока и обретаюсь, поскольку квартиру в Бремене снял с первого июня. Большинство вещей я уже перевез в Бремен. Управляющий должен был повесить табличку с моим именем и даже заверил меня, что уже все сделано, не знаю, почему ее до сих пор нет.
– Так ты в Нордерней приехал из Кёльна?
– Ну да, почему ты спрашиваешь?
Вот и объяснение его словам про ночь, проведенную в дороге.
– Просто так.
Я услышала шум в прихожей. Шаги приблизились к гостиной, я закрыла глаза и притворилась спящей. Шаги прошелестели мимо двери в сторону ванной, зашумела вода, шаги возвратились, папа тихо кашлянул, и снова наступила тишина. Я повернулась на живот, уткнулась носом в сгиб руки, с наслаждением вдыхая аромат туалетной воды Йоханна.
Я хотела спросить Йоханна про мышку, но не осмелилась.
– А почему ты решил провести отпуск на Нордернее?
Йоханн замялся, прежде чем ответить:
– Чтобы… расслабиться. Я как раз вернулся из Швеции, организовал переезд, обустроил офис… и прочее, и прочее. Немного устал и хотел покоя. На Нордернее еще можно было забронировать номер.
– И ты ни с кем здесь не знаком?
– Знаком… с тобой.
– Я имею в виду до приезда.
Он улыбнулся мне такой обворожительной улыбкой, что закружилась голова.
– Нет. И честно сказать, мне не нужны новые знакомства. Я хочу отдохнуть, время от времени умыкая тебя от твоей шайки. И мне это очень нравится.
Я надеялась, что моя рука, которую он держал, не вспотела.