Отпуск в СССР или Назад в будущее (СИ)

- Хорошо, мы сделаем всё, как ты сказал, Илко, - равнодушно вставил Рустам, держащий трубку около уха.

- Я ещё не закончил! - недовольно бросил шаман и продолжил: ­- Когда вас окутает кромешный мрак, который может быть только в глубокой могиле, а уши ваши повянут от давящей тишины, какая возможна лишь в космосе, только тогда вы оставите грот и вернётесь ко входу. Но ваше время уже станет иным. Оно обратится вспять на тридцать лет. Вот здесь-то и надо будет подстеречь смертного, который подло воспользовался каналом, либо встретить посвящённого. Тут свяжетесь со мной, опишите мне этого человека, и я решу, кто он есть на самом деле.

- Мы всё поняли, Илко! - Рустам слегка опустил веки.

- И только разобравшись со смертным, а может, поговорив с посвящённым, вы возьмёте то, за чем пришли. А вернётесь обратно той же дорогой, через тот же грот. Снова притаитесь в самой глуби, и время прибежит вперёд, в сегодняшний день.

­­­­­­- Всё ясней ясного, Илко, - заключил Рустам и вскоре уже попрощался с шаманом.

А между тем, весеннее солнце быстро выкатывалось над горой с пещерами...

Сентябрь 1983 года, Коля

Когда Николай приблизился к дому Любы, его начали беспокоить неясные страхи. А что если Любаша уже увидела его фоторобот, скажем, где-нибудь по пути с работы? Что если она уже не ждёт своего ненаглядного? Что если лежит сейчас на кровати и плачет в подушку, над тем, как в очередной раз обожглась с мужиком?

Коля, следуя заведённой традиции, заглянул в дежурный гастроном. "Праги" не оказалось, зато имелись в наличии конфеты "Гулливер". Герасименко купил полкило и двинулся к дому Любы.

По мере приближения к её подъезду ноги словно слабели, как будто ватой набивались. Внутри что-то ныло. Коля знал, время "натикало" позднее - в смысле окончания рабочего дня, и Люба должна уже находиться дома.

Он медленно поднялся на третий этаж и позвонил в дверь.

Любовь пришла неожиданно. Она отворила тут же, словно заранее притаилась у замочной скважины. И по одному только взгляду, по одному только блеску в её зрачках он понял всё.

Он понял, что ничего не изменилось, и что она даже не обижается на него за последнее, очередное исчезновение.

- Явился, - по-доброму, сипловато и тихо сказала Люба за порогом. - Где ж ты был, господи?

Он ступил в прихожую, закрыл дверь.

- Ну, прости, прости, дорогая, - заговорил он быстро и обнял её, и она поддалась, протянула хрупкие ручки и положила ему на плечи. - Так уж вышло. Дёрнули на работе в срочную командировку. Тут недалеко, но всё-таки. Еле вырвался, чтоб с тобой повидаться!

Эти последние слова уже терялись, заглушались, перетекали в забавное шипение в поцелуях, в сладких сосаниях губ.

- Ничего-ничего, бывает, - едва прошептала Люба, помогая ему сдёрнуть олимпийку.

В Герасименко поднималось, бурлило, вырывалось наружу: как же ему повезло с такой женщиной! Как здорово, что она ничего не знает! И никогда, даст бог, не узнает!

Скинув ботинки, он увлёк Любу в комнату. И там они, едва опустившись на диван-книжку, продолжили страстно ласкаться. Он уже изнемогал, сердце долбилось молоточком, он уже судорожно путался в пуговичках её халата. Из включенного телевизора противным ребяческим голосом запевал мультяшный Чиполлино. Но вот Люба отстранилась, облизалась и вполголоса произнесла, привычно картавя:

- Ну, подожди, давай хоть поговорим, чаю попьём, что ли.

А верхние пуговички у неё уже оказались расстёгнуты, ворот халата распался. И предательски выглянула в разрез грушевидная грудь с темно-красным полукружьем соска, отливающим в мягком свете торшера. И этот вид ещё больше возбудил Колю. Он снова прижался к возлюбленной. Песенка Чиполлино смолкла.

- Да успеется все. Потом... потом... - И опять их накрыло пенистой волной страсти.

Коля уже победил цепкие пуговички и распахнул девичий халат, и целовал её всю - от губ, от плеч и груди до пупка и лобка, где осторожно оттягивал пуританские трусики. И эти бесконечные поцелуи не помогали утолить его жажду. Наконец он остановился и неуклюже сдёрнул остатки своей одежды. В то же время Люба отклонилась и девственно прикрылась пледом, откинув голову на подушку и прикрыв веки в истоме и в ожидании. Но вот, залезши под плед, он приступил к самому главному.

Коля был так нежен и вместе с тем так активен, так страстен, как никогда. Ему почему-то казалось, что всё это в последний раз, и он хотел любить её как бог. И он любил её как бог. И она с ангельским рвением отвечала его движениям, помогала ему, так что оба они ощущали себя единым организмом.

После свершения акта врастания они долго лежали молча, распростёртые, с откинутым пледом.

- Ох! - вздохнула Люба, первой прервав болтовню диктора в телевизоре. - Не думала, что так бывает.

- Всё бывает, когда люди любят друг друга, - выдохнул Николай.

- То есть, ты хочешь признаться мне в любви? - почти без картавости сказала Люба, подперев голову рукой.

Он глянул на неё искоса - заметил сместившийся в хитрой улыбке уголок изящного рта.

- Да, хочу. Я люблю тебя, - сказал он твёрдо.