Отравленная кровь

— Понимаю ваш интерес: жертва борется, царапается… Но ничего, что могло бы дать дополнительные материалы об убийце, не обнаружено.

— В связи с новыми данными можешь сказать, куда укусила? — задал свой вопрос Павел.

Антон на минуту задумался, выпятив губу, восстанавливая в памяти труп на месте преступления, вскоре выдал:

— Основная масса крови убийцы на лице, груди… м… пожалуй, все. Дальше капли крупные и мелкие на постели и на полу… У нас остаются лицо и шея.

— Неужели нос откусила? — воодушевился Женя.

— Нет. Это были более мягкие ткани, между зубов частицы остались. Все, я пошел. А вы читайте, там все подробно написано.

— Действуй, — подбодрил его Терехов.

Наступила пауза, при всем при том нерадостный шлейф оставил после себя Кориков, вроде и хороший результат принес, но некуда его применить пока. А Павел молча поделил стопку на четыре части. Наблюдая за ним, Женя сострил:

— Тянет на диссертацию. Весьма умную.

— Я поделил по-братски всем поровну, берите любую часть, не стесняйтесь, — предложил Павел, указав ладонью на стопки.

Без энтузиазма ребята разобрали части «диссертации». Женя Сорин, пролистнув свои листы, забрюзжал по-стариковски:

— И не лень же было. Вот что можно тут накатать? Читал учебник по криминалистике, там акты, я прикинул… ну, две страницы формата А4 в итоге, максимум три, а тут на всех хватило, чтобы испортить жизнь на весь вечер.

— Сорин, не скули, — усмехнулся Павел. — Изучайте, что покажется важным, подчеркивайте маркером, потом обсудим. По домам.

Несмотря на предстоящее мучение над текстами Антоши свет Степановича, все дружно встали, загрохотав стульями и торопясь к тем, кто их ждет. Только Павел не торопился, начал читать опус Антона прямо в кабинете.

Как бы плохо кому-то ни было, например,

…Галине с Левой от одного сознания, что состояние папули (негодяя и развратника бесстыжего) уплывет в чужие ручки, всегда найдутся те, кому намного хуже. Во всяком случае, Моника полагала, что хуже, чем ей, может быть только мертвому, ему же абсолютно ничего не нужно. Не знала она, как соединить желаемое с возможностями, однако сама не понимала, чего она хочет Желание управлять компанией абстрактное, возможностями тем более она не обладает, как тут быть?

Так и пришла Мона к выводу, что взвалила непосильный воз на свои хрупкие плечи, в эйфории схватилась за дело, которое не понимает, не знает, отсюда ничегошеньки не умеет. Мало того, вся эта бизнес-муть ей неинтересна, чужда, но признать свою несостоятельность… нет, ни за что.

Но результаты ее деятельности налицо: в первый же свой рабочий день Мона завалила переговоры с инвесторами! Об этом через несколько дней поставил в известность помощник Ярослава, когда подавал на подпись несколько скучных бумажек. Виталик не произнес слова «завалила», но смысл был тот же:

— Инвесторы звонили сегодня перед вашим приходом, участвовать в нашем проекте они передумали.

— Как! — вытаращила растерянные, оттого глупенькие глазенки новоявленная бизнесвуменша. — Почему? Они ведь ушли довольные, мы смеялись…

Нет, она не настолько глупа, чтобы не заметить, как после ее слов у бухгалтера Чаркина, стоявшего чуть позади Виталия с бесстрастной физиономией корабельной крысы, готовой убежать с тонущего корабля, криво растянулись уголки губ. Это была тщательно скрываемая насмешка, к счастью, у Моны хватило мозгов по привычке не наехать на деда, как наезжала на мужа. Чаркину лет пятьдесят, он маленький, плюгавенький, в старомодном пиджаке и ужасно противный, впечатление производит подпольного алкаша, и фамилия его как раз в жилу. Но Ярослав утверждал, будто он гений, терять его — смерти подобно, а в ее ситуации будешь всякую жабу бородавчатую уважением пичкать.

Пока она безжалостно оценивала Чаркина, Виталий, не забывая подкладывать бумажки на подпись, говорил ровным невыразительным голосом:

— Обычно партнеры выше нас по статусу не объясняют причин отказа, они лишь сообщают, что сотрудничество невозможно ввиду определенных обстоятельств.

— А эти… м… наши партнеры… несостоявшиеся… что-то другое сказали?

— Нет, только добавили: «ввиду определенных обстоятельств, не зависящих от нас». В смысле — от них. На сегодня это все.

Виталий пошел к выходу, а его место занял бухгалтер. Но если первый стоял, второму она, взяв в руку лист с кошмаром в виде цифр и каких-то загадочных знаков, о которых имела смутное представление, бросила:

— Садитесь. Говорят, в ногах правды нет.

— Ну, ее вообще нигде нет, — отшутился он и сам же рассмеялся.

Веселый человек, а Моника последнее время унылая. Она ставила размашистый росчерк, а в ушах звучали слова Ярослава: «Никогда не подписывай то, что не понимаешь, переспрашивай по сто раз, читай до тех пор, пока не поймешь. Не подписывай пустые листы, подпись — это документ, который может тебя уничтожить, посадить в тюрьму, отобрать собственность». Неужели он во всем этом бумажном хаосе разбирается?

— Скажите честно, это я не внушаю доверия инвесторам? — спросила Моника напрямую. Чаркин скукожился в эдакий крючок, замялся: