— Это действительно все, что ты делала? Ты просто ходила в спортзал и шла домой? Это не очень похоже на хорошую жизнь.
Я должна держать рот на замке. Я не должна позволять ему заманивать меня в очередную ловушку. Но что-то в том, как он продолжает давить, доводит мои и без того натянутые нервы до предела, и я свирепо смотрю на него, внезапно слишком разозлившись, чтобы не огрызнуться в ответ.
— У меня всегда было время только на это — выдавливаю я, убирая пряди волос с лица одной рукой. — Каждая секунда моей жизни была распланирована, потрачена на подготовку к продаже такому человеку, как твой отец. Такому, как ты. Но мой отец не планировал, чтобы это соглашение превратилось в брак, или чтобы мой неожиданный новый муж брал меня на охоту. Так что нет, я не была готова к этой конкретной поездке.
Николай долго молчит, пока мы идем.
— Мне жаль, что твоя жизнь так долго была такой узкой, зайчонок, — наконец говорит он. Он внезапно останавливается, поворачиваясь ко мне с выражением лица, которое я не совсем понимаю. Оно выглядит почти сожалеющим. Как будто он о чем-то думает и гадает, мог ли бы он сделать это по-другому.
— Может быть, мы сможем это изменить, — говорит он наконец. — Это все намного больше, чем был твой мир, Лиллиана. Он может быть совсем другим.
— Так и должно было быть. — Утверждение не такое резкое, как я ожидала. Такое ощущение, что тот кратковременный прилив гнева уже начал покидать меня, и я чувствую усталость. Я устала от игры, в которую Николай играет со мной. Устала от непонимания того, что здесь происходит на самом деле: почему он женился на мне, почему он иногда такой холодный и похотливый, а иногда кажется шокирующе нормальным. Устала гадать, когда упадет вторая туфля и начнется насилие, которого я ожидаю от любого соглашения, которое я принимаю. Например, если это начнется сегодня, с охоты Николая на своего маленького зайчонка.
Он все еще смотрит на меня, стоящую посреди тропы.
— Ты хорошо выглядишь на морозе, зайчонок. — Его глаза скользят по моему лицу, и я вижу в них знакомый жар. — У тебя носик и щечки порозовели. Мне нравится, когда ты краснеешь.
Я бросаю на него свирепый взгляд, но в нем не так много яда, как обычно. Я не хочу наслаждаться его комплиментами. Сейчас, как никогда, я не должна этого делать. Но я чувствую теплый румянец, когда он говорит это, вероятно, только усиливая румянец на моем лице, который, по его словам, ему нравится. Я никогда не получала особых комплиментов в своей жизни, до Николая. Когда мой отец делал мне комплимент, это всегда казалось грязным. Это никогда не касалось только меня саму. Это всегда было о том, что я смогу сделать для него, когда-нибудь в будущем. Любая красота, или ум, или очарование, или грация, или юмор, которыми я обладала, всегда удостаивались комплиментов только с точки зрения того, как это может сослужить ему службу, в конечном счете.
Комплимент звучит искренне. Как будто он говорит это потому, что ему действительно нравится видеть меня раскрасневшейся здесь, на холоде. И хотя я никогда не думала, что в теле Николая, или любого другого человека, подобного ему, найдется хоть одна настоящая косточка, мне это не может не нравиться.
Он жестом показывает мне следовать за ним, и я следую. Что оказывается еще более раздражающим, так это то, что он прав. К тому времени, как мы достигаем следующего слоя деревьев, я начинаю согреваться и даже чувствую себя немного поджаристой в своем свитере и куртке. Я отказываюсь снимать куртку из чистой злости, но это не единственное, в чем он был прав. Несмотря на холод, поход действительно приятен. Воздух свежий, и слышно слабое пение каких-то идиотских птиц, несмотря на температуру, и все пахнет зеленью и свежестью.
— Тебе действительно нравится здесь, не так ли? — Я смотрю на него с любопытством. Я не хочу видеть в нем ничего, кроме жестокого, высокомерного мужчины, которого я встретила в ту первую ночь, ничего, кроме воплощения всего, что я ненавижу всю свою жизнь. Но он все усложняет. Так много в том, каким он стал всего за этот день, что мы здесь… здесь он другой. И я не знаю, которой настоящий Николай. Каждый момент, который я провожу с ним, все больше и больше сбивает меня с толку. Это не имеет значения, напоминаю я себе. В любом случае, он женился на мне против моей воли.
Так что это, блядь, не имеет значения.
Мы сворачиваем за угол, поднимаемся немного на заснеженный холм, где тропа сужается и становится неровной, и я вижу стоящее дерево. Мой желудок мгновенно сжимается, колени подгибаются, когда я понимаю, что мы здесь. Если намерения Николая настолько нездоровы, как я боюсь, что они могут быть, я собираюсь выяснить это очень быстро и я все еще не знаю, что я собираюсь делать.
Мне приходится ухватиться за одно из деревьев, чувствуя головокружение от страха, и Николай смотрит на меня с выражением, которое кажется неподдельным замешательством, хотя я отказываюсь этому доверять.
— Ты в порядке? — Спрашивает он с любопытством, и я заставляю себя кивнуть.