— Просто немного запыхалась, — говорю я ему, и это не звучит как ложь. Мой голос выходит высоким и слабым, застревает в горле, и он смеется, качая головой.
— Тогда, я полагаю, нам нужно чаще совершать подобные походы, — говорит он с ухмылкой. — Это одно из моих любимых занятий, когда я не…
— Отрываешь ногти? — Я предлагаю, пытаясь пошутить хотя бы для того, чтобы не вырвало от ужаса. Я не знаю, могу ли я списать это на то, что просто устала от ходьбы в гору.
— Я собирался сказать "не работаю", — сухо говорит Николай. — Как только ты придешь в себя, мы поднимемся на верх.
Я моргаю, глядя на него. Если мы оба идем на верх, означает ли это, что я не добыча?
— Мы охотимся, чтобы потом это съесть? — Выпаливаю я, вопреки всему надеясь, что именно здесь он развеет мои страхи, и все это окажется чрезмерной реакцией с моей стороны. — Мне не нравится идея охоты ради спорта. — Особенно если спорт… это я.
Он поднимает бровь.
— Я не думал, что у тебя есть мнение на этот счет.
Правда в том, что еще несколько минут назад у меня не было своего мнения, по крайней мере, об охоте в целом. У меня никогда не было причин его формулировать. Но теперь у меня есть, и я упрямо смотрю на Николая, внезапно очень уверенная в том, что я чувствую по этому поводу.
— Мягкосердечный маленький зайчонок. — Он наклоняется вперед, целуя меня в нос, и я вздрагиваю в ответ. Это неожиданно нежный жест, и я не знаю, как я к нему относиться. — Да, я планировал использовать в пищу все, что мы здесь добудем. Ты когда-нибудь ела свежего кролика? — Он ухмыляется мне, и я смотрю на него в ужасе в течение короткой секунды.
Все, о чем я могу думать, это то, что я была права. Я была права во всем этом. Он женился на мне, потому что видел во мне невинную добычу, затащил меня к себе в постель, чтобы насладиться моей неволей, а затем увез меня неизвестно куда, чтобы прикончить свою добычу. Чтобы волк из Братвы мог поохотиться на своего маленького кролика или зайчонка.
Никогда нельзя убегать от хищника. Все это знают. Если за вами гонится собака, или волк, или медведь, или горный лев, вы должны притвориться мертвым. Упасть и притвориться, что ничего не происходит. Но нет смысла притворяться мертвым, когда мой охотник… человек из плоти и крови. И страх слишком велик, чтобы я могла его контролировать.
Итак, я поворачиваюсь и бегу.
Снег взлетает вокруг моих ботинок, когда я бросаюсь к деревьям. Винтовка ударяется о мое плечо, когда я бегу, и я сбрасываю ее, позволяя ей упасть в снег. У меня не будет времени использовать ее для самозащиты. Я с самого начала едва понимала, как ей пользоваться. Все, о чем я могу думать сейчас, это о том, чтобы уйти достаточно далеко, чтобы Николай меня не поймал. И если я смогу выбраться из леса…
Хотя на самом деле я не знаю, куда я иду. Я бегу в слепой панике, прислушиваясь к звуку шагов позади меня, ожидая выстрела из пистолета, боли, которая последует за этим. Жду, когда мой волк поймает меня.
Проходит совсем немного времени, прежде чем я слышу, как он идет за мной, зовет меня по имени. Лиллиана, Лиллиана. Он выкрикивает имя, а не то ненавистное прозвище… не зайчонок, а мое имя. Он звучит смущенным. Обеспокоенным. Но я не могу позволить этому остановить меня. Я более чем когда-либо уверена, что это просто уловка. Уловка. Что если я остановлюсь, он набросится на меня, и это будет либо концом, либо только началом любых других идиотских игр разума, которые он запланировал для охоты.
Мои икры горят, а легкие сжаты от нехватки воздуха. Я никогда так не бегала, напрягаясь, так далеко, по снегу и неровной земле. Я чувствую, что мои шаги начинают сбиваться, и я поскальзываюсь на неровной тропе, чуть не падая, прежде чем снова ловлю себя на ногах.
Он ближе. Я уверена в этом. Я слышу, как он снова выкрикивает мое имя, и я запинаюсь, боль в боку усиливается. Мои ноги снова цепляются за неровную землю, и носок моего ботинка ударяется о заснеженный корень, заставляя меня качнуться вперед. Я растягиваюсь на снегу, боль пронзает то место, где я ловлю себя руками, и я слышу Николая позади себя. Я начинаю подтягиваться, мое сердце колотится в груди, и я чувствую, как сильная рука внезапно хватает меня за руку.
Я извиваюсь в его руках, извиваясь и молотя, и это выводит нас обоих из равновесия. Мы падаем на землю, Николай сверху, вдавливая меня лицом в снег, и я дико дергаюсь под ним, паникуя.
Смутно я понимаю, что он твердый. Я чувствую, как он прижимается к моей заднице через джинсы, твердый как камень от того, что я извиваюсь рядом с ним или потому, что он возбужден мыслью о том, что он собирается сделать со мной дальше.
— Оставь меня! — Кричу я. — Оставь!