Отравленный памятью

— Он и правда огромный такой, — задумчиво замечает Кристина. — Но мне кажется, он хороший человек.

— Брэйн просто отличный парень, он мне как брат. — И это чистая правда. — А у тебя есть друзья?

— Нет, — отвечает с грустью в голосе — Есть Соня — соседка моя, почти подруга, но я не умею доверять людям, не умею сплетничать и обсуждать чьих-то мужей. Также мне не интересны тряпки, цацки и мужские задницы, поэтому в женских компаниях чувствую себя чужой. Словно инородное тело, понимаешь?

— Понимаю, конечно. Мы с тобой, кстати, очень похожи.

— Да ну! У тебя же столько друзей.

— Я о том, что мне вот тоже не интересны мужские задницы.

— Дурак! — хохочет Кристина и бьёт меня ладошкой в грудь.

— Вот, уже смеёшься, это хорошо.

Неожиданно дверь мастерской распахивается, и в помещение вваливаются хохочущие и спорящие о чём-то парни.

— Опа, мы, кажется, не вовремя, — замечает Филин и тормозит на полпути. — Кажется, мы что-то ещё купить забыли, поворачиваем!

— Нет, оставайтесь! — восклицает Кристина и поднимается. Она снова покраснела и сидит, пытаясь пригладить чуть растрепавшиеся волосы.

— Заходите-заходите, всё равно ничем интересным мы здесь не занимались, — говорю, закидываю руки за голову и потягиваюсь.

— Ну, — говорит Роджер, ставя на пол огромный пакет с покупками, — Арчи в штанах и в майке, Кристина даже туфли не сбросила, значит, наши пионеры на километр не приблизились к двусмысленной ситуации.

— Я приличный мужчина, — притворно возмущаюсь, чем вызываю приступ веселья. Даже Кристина смеётся.

А я лежу и думаю, что, в общем-то, имею всё для того, чтобы чувствовать себя счастливым.

31. Кристина

Вибрация мобильного в заднем кармане отвлекает — я как раз собиралась дослушать историю, как Брэйн практически голый в тридцатиградусный мороз убегал по центральному проспекту от разъярённого мужа его тогдашней зазнобы. Это настолько смешно, что трубку брать категорически нет никакого желания. Но абонент настойчив до крайности, и я вытаскиваю аппарат на свободу и несколько секунд рассматриваю надпись на экране: "Номер не определён". Злость внутри разрастается, как сорняк на брошенном поле. Почему именно сейчас, когда почти тепло на душе, и я позволила себе поверить, что в жизни ещё возможно что-то хорошее? Даже друзей себе придумала — пусть таких непутёвых, противоречивых, но друзей. А тут этот чёртов звонок.

— Что-то не так? — Арчи наклоняется ко мне, обжигая щёку разгорячённым дыханием. — Ты побледнела.

— Всё хорошо, — пытаюсь успокоиться, но держать себя в руках всё сложнее. — Я на минуточку, извини — важный звонок.

Арчи кивает и чуть отодвигается в сторону, чтобы дать мне возможность выйти из-за стола. Никто, кажется, не обращает внимания на мои телодвижения и это даже к лучшему — не люблю привлекать к себе лишнее внимание.

Отхожу в дальний угол, чтобы меня никто не мог услышать и нажимаю дрожащим пальцем на зелёную кнопку. Телефон обжигает кожу, когда я слышу до боли знакомый голос.

Никита.

Всё-таки добрался до меня. Но разве могло быть по-другому? В глазах темнеет, и я хватаюсь свободной рукой за край тумбы, чтобы не упасть. Наверное, перед этим меня всё-таки шатнуло в сторону, потому что до слуха, словно сквозь вату доносится какой-то дребезжащий звук. Хорошо, что успела удержаться, а то летела бы на пол, как сбитая пиньята.

— Привет, крошка. — Этот голос узнаю из тысяч других. И сейчас он ядовитой гадюкой вползает в сознание. — Скучала?

Ненавижу.

Сволочь.

— Никита...

Его имя — единственное приличное слово, которое вертится на языке, но мне хочется его выплюнуть и вымыть язык с мылом.

— Да, милая, это я.

Он смеётся, словно не разделяет нас пять лет, которым предшествовал настоящий ад, боль и кровь. И смерть моего деда.

— Зачем ты звонишь? — Ничего умнее я, конечно, придумать не смогла, потому что сейчас вообще не способна думать.

— Как приятно слышать радость в твоём чарующем голосе, — хмыкает. — А я вот скучал, знаешь? Пять лет, каждый божий день тосковал, маялся, мечтал о встрече. А ты не рада. Надо исправлять срочно.

Меня начинает мутить от его слов, мерзкого голоса, самодовольного тона. Оглядываюсь назад и замечаю, что Арчи, сощурившись, следит за мной. Изображаю радостную улыбку, мол, обычный разговор с подружкой, а сама готова заорать, забегать в призывах о помощи. Но нет, не сегодня.

— Что ты хочешь от меня?

— Я хочу, чтобы ты поняла, что сделала, осознала. Кристина, пять лет, ты понимаешь? Пять грёбаных лет я кипел в адском котле без надежд и перспектив. И всё из-за тебя!

— Но тебя выпустили, правильно я понимаю? Ты должен был сгнить в тюрьме, урод, но тебя выпустили! — шиплю в трубку.

Я надеюсь, что присутствующим здесь не слышны мои слова, и взрывы хохота подтверждают, что им точно не до меня — веселятся, и это хорошо.

— Да, к сожалению для тебя, я жив и, в принципе, здоров. Скажи спасибо своей придурочной подружке, которая всё ещё лелеет мечту стать моей женой. — Это он о Ксюше, которая действительно без ума от этого козла. Как и я раньше. — Ну, не идиотка, скажи мне?