Отравленный памятью

— Я не собираюсь обсуждать это с тобой. Сам навешал ей лапшу на уши, сам и снимай — мне наплевать.

Я такая смелая, можно даже гордиться собой, да только в горле клокочет истерика.

— Она сама поверила в собой же придуманную сказку, — говорит Никита. — Каждый из нас верит только в то, что сам выбирает. Она решила, что я её судьба, а мне просто лень было её переубеждать. Да и полезной она оказалась в итоге — из тюрьмы помогла выбраться.

— Какое же ты всё-таки ничтожество. — Я не в силах сдерживать гнев, который рвётся наружу. Знаю, что Никите лучше не дерзить, но ничего не могу с собой поделать. Наверное, я действительно сильно изменилась. — Оставь меня в покое, понял?

— Нет.

— Что?

— Ты всё прекрасно расслышала: я не оставлю тебя в покое, пока ты не ответишь за каждый день, который я по твоей вине потерял.

— Неужели ты не понимаешь, что сам в этом виноват? Никто не заставлял тебя совершать ошибки — ты сам выбрал для себя такую судьбу. Ты впутал в это дерьмо других людей, заставил плясать под свою дудку, а теперь ещё и виноватых ищешь?

— То есть печальный закат Эдика ничему не научили тебя, Кристина?

— Не смей вспоминать моего деда! Даже имя его забудь! — почти кричу, но вовремя спохватываюсь и опасливо озираюсь назад, но на меня по-прежнему не обращают особого внимания, и даже Арчи отвлёкся. — Ты, мерзкий подонок, убил его! Только ты и никто другой виноват в его смерти, а теперь ещё смеешь на что-то намекать?

— Я тебя предупреждал, что, если будешь противиться моей воле, пострадает тот, кого ты больше всего любишь. Говорил? Ответь! — орёт Никита в трубку. — Но ты не послушалась меня, сделала по-своему, и за это получила то, что получила. Расплата всегда настигает предателя. Твой дед был предателем — он не захотел говорить, где ты. И за это поплатился.

— Заткнись! Ты не имеешь права так говорить после того, что сделал с ним. Он ничего не был тебе должен!

— Ну-ну, не злись, малышка. — Голос моего мучителя снова теплеет. Никита всегда, словно перетекающая вода в сообщающихся сосудах: от бешенства к елейному спокойствию. — Ты же знала, чувствовала, что рано или поздно мы встретимся. И хоть всё сделала для того, чтобы я тебя не нашёл, но забыла, что мир слишком тесен.

— Какой же ты урод.

— Раньше ты так не думала, — почти мечтательно изрекает Никита, а у меня мороз по коже от всей этой ситуации. — Собственно, разговор не окончен, поэтому жди скорой встречи, моя любимая Кристина.

— Пошёл на хрен, подонок!

Но он меня уже не слышит: связь прервалась. Убираю телефон в карман и прислоняюсь лбом к прохладной оштукатуренной стене. Кожа горит, а на глазах закипают жгучие слёзы. Я не буду плакать, не буду, он никогда этого не добьётся, но ничего не могу с собой поделать — едкие капли стекают по лицу. Что делать, мамочки? Надо уезжать, срочно! Ехать домой, собирать вещи, забирать сына из сада и уезжать из этого города к чёртовой бабушке, но только не оставаться на месте, не подвергать Женю такой опасности. Наверняка Никита уже знает о нём — если узнал мой номер телефона, возможно, адрес, то о сыне узнать пара пустяков.

— Что с тобой? — Тёплая ладонь ложится на моё плечо, и я вздрагиваю, будто меня ударили. — Тебе плохо?

И тут я не выдерживаю и начинаю рыдать. Проклинаю себя за слабость, за то, что не сдержалась, но остановиться не могу — слёзы текут по лицу, размазывая макияж, а горло сжимает спазм. Такое в последний раз было со мной, когда я нашла деда, лежащего на кухонном полу со вспоротым животом.

Арчи притягивает меня к себе, сжимает крепко в объятиях, а я тону в своей боли и тоске по утраченному. И в ненависти к тому, кто разрушил мою жизнь.

— Да, мне очень плохо, — удаётся кое-как произнести.

— Ребята, мы поехали, не скучайте! — кричит Арчи, оборачиваясь назад, но из объятий не выпускает. И уже мне тихо говорит: — Пошли, Крис. Не знаю, что с тобой такое, но тебе определённо нужно выйти на воздух.

— С-спасибо.

Мне удаётся кое-как успокоиться и привести мысли в порядок, и стыд накатывает на меня сокрушительной волной. Что я, боже, устроила? Разрыдалась, считай у всех на глазах, разнылась.

— Арчи, не нужно, возвращайся к друзьям, — говорю, когда мы выходим на улицу, и свежий воздух наполняет мои лёгкие, помогая успокоиться. — Всё нормально, возвращайся к друзьям.

— Видела бы ты себя со стороны, — ухмыляется, стирая большими пальцами влагу с моего лица. Кожа на его руках шершавая, мозолистая, но мне всё равно. Главное, что он рядом, а всё остальное пока что неважно. — Поэтому даже не надейся: одну я тебя в таком состоянии не оставлю.

— Спасибо тебе.

— Хватит меня благодарить, — хмурится, а в зелёных глазах мелькает едва уловимая тень. — Знаешь, я ведь специалист по части нервных срывов. И если бы не Филин, который неизменно оказывался рядом в такие минуты, я бы здесь не стоял, понимаешь? Самое важное в этой жизни — поддержка близкого человека. Позволь мне побыть для тебя близким, не прогоняй.

— Хорошо.

— Вот и славно, — улыбается и целует меня в макушку, словно я маленькая девочка, а он, большой и сильный, согласен защищать меня.