Отражение

– Кто эта тигрица? – тяжело дыша, спрашивает он, глядя на меня потемневшими глазами. Мы оба смеемся и умолкаем, когда губы возвращаются к горячим, неистовым поцелуям.

Макс толкает меня на кровать, и я падаю. Он надвигается на меня. Медленно. Не сводя полного страсти и нежности взгляда. Сейчас я пожалела, что не выключила свет. Макс смотрит на меня так, словно я все самое желанное и необходимое в этом мире. А мне больно от этой мысли. Мне кажется, что я подвела его. Не знаю где и как….

Я тянусь к нему, нежно касаюсь ладонью его щеки, и он целует мои пальцы. Мы тонем в глазах другу друга, взглядами говоря все то, что не в силах озвучить вслух. Мое сердце разлетается вдребезги, не готовое к подобным потрясениям. Хорошо…. Я думала, что его уже давно нет – моего сердца.

А потом мы набрасываемся друг на друга, как оголодавшие хищники, сплетаясь в клубок, соединяясь в единое целое. Это безумие длится бесконечно. И никто из нас не готов остановиться. Иногда наслаждение становится таким острым, что я кричу, и он закрывает ладонью мой рот, потом я делаю то же самое с ним. Я не замечаю, как мы сваливаемся на пол, как оказываемся в душе и снова в постели, и опять на полу. Я ничего не соображаю, только чувствую. Мое тело удивительно выносливо. Я словно выпадаю из этого дня и попадаю назад. Мне снова восемнадцать, и я готова заниматься сексом всю ночь подряд со своим неукротимым любовником. Но только меня больше не нужно ничему обучать. Я отдаю ему вдвойне то, что дарит мне он. Это безумие, но я не хочу, чтобы оно кончалось. Только так не бывает.

Всегда наступает утро. И ночная феерия растворяется в лучах пробудившегося солнца.

Глава 6

– Скажи… Ты ко мне не вернешься?

– Нет.

– Почему?

– Мне страшно.

– Мне тоже страшно. Но ведь ты любишь меня?

– Да, я очень сильно люблю тебя.

– Так почему же это не помогло?

– Я не врач и не священник. Я обыкновенный человек.

Никки Каллен «Арена»

Анжелика

Утром я не просыпаюсь. Потому что я и не засыпала. К тому времени, когда Макс отключается прямо на мне, за окном уже светит солнце. Я осторожно выбираюсь, чтобы ненароком его не разбудить и шлепаю в ванную. После я хочу пойти к дочери и немного подремать с ней, пока она не проснется. Потому что, если я останусь, то вырублюсь, и не услышу, как встанет Соня, а она придет сразу сюда. Не нужно ей видеть, что в моей постели спит мужчина. Пусть она маленькая, я сама не хочу. Это лишнее.

И я не собираюсь думать о том, что произошло. И я не буду себя казнить.

Обнимая свою дочь, я позволяю себе расслабиться и уснуть. У меня еще есть два часа. Хватит, чтобы как-то дожить до дневного сна дочери.

Только я не рассчитала силу своей усталости и морального истощения.

Очнулась далеко за полдень. Разумеется, ни Сони, ни Макса в доме не обнаружила. Честно, меня это начинает напрягать. Он, конечно, молодец и помогает мне, заботиться о Софи, но есть же границы. Почему не разбудили меня, не оставили записку? Я набираю номер Макса, когда вижу его в окно спальни. Он идет со стороны дома Дейзи. Один. Вальяжный, высокий, подтянутый. Глаз не отведешь, но где, спрашивается, моя дочь? Натягивая бриджи и майку, почти слетаю с лестницы и сталкиваюсь с Максом в дверях.

– Где она? – спрашиваю я, прибирая растрепанные волосы. Макс изгибает бровь, глядя на мое взволнованное лицо. Его губы подрагивают в улыбке. Как ему удается выглядеть так аппетитно после бессонной выматывающей ночи?

– Хмм, пять минут назад пекла торт к чаю вместе с Дейзи. – сообщает Эванс, уверенно отодвигая меня в сторону, и проходит внутрь, – А меня отправили за тобой. Ты выспалась, малышка?

Я захлопываю дверь, раздраженно фыркаю и буровлю его взглядом, скрестив руки на груди.

– Почему вы меня не разбудили? – требую ответа я.

Макс подходит к бару наливает себе воды, стоя спиной ко мне.

– Ты распоряжаешься моей дочерью! Кто дал тебе право?

Макс повернулся. В его глазах мелькали озорные огоньки.

– Ты спала. Мы пытались. Честно. Спроси у Софи. Иди я поцелую тебя, маленькая злючка, – он протягивает руку, но я уклоняюсь, тогда Макс с силой хватает меня за запястье и припечатывает к своему телу. Его губы жадно впиваются в мой рот. Поцелуй совершенно развратный, как и его язык. Я мгновенно теряю дар речи и способность мыслить. Его ладони обхватывают мои ягодицы и довольно грубо прижимают к недвусмысленной выпуклости на джинсах. Когда с моих губ срывается невольный стон, Эванс хрипло смеется. Он резко меняет позицию, и теперь я прижата к столешнице бара. Его рука бесстыдно задирает мою майку и властно сжимает грудь, потом он наклоняется и целует по очереди соски, прикусывая, и тут же смягчая боль нежным поглаживанием языка. О, мой бог, у меня дрожат ноги. Он не делает ничего такого сверх умелого. Дело в нем, в нашей фантастической тяге друг к другу.