Отражение мира

Ночь разбуженного мая

И бегущего узора

Ветками стучится в окна,

И рисует дождь на стеклах.

У щербатой загородки

Ночь в зеленых папильотках.

НЕ ПОМНЮ ЦВЕТ ДОЖДЕЙ

Горизонт, не размыкая круг,

Замкнутым пространством душу точит,

Только ветер, набежавший вдруг,

Немощно над бездною хохочет.

Время убаюкивает нас,

Песня спотыкается устало,

Собираю время про запас,

Но его отпущено так мало.

Я пытаюсь вспомнить цвет дождей,

Ширину расхлябанной дороги,

Тишину, увязшую на ней

И налипший чернозем на ноги.

ЗОЛА В КАМИНЕ

Скрипит качалка в середине залы,

Зола в камине стала алой,

Подмигивает тьме в углу,

А тьма косится на золу.

Все ждет, когда погаснет та,

Когда затихнет кресла скрип

И дом укроет темнота…

Но огонек у ног не спит,

Паркет назойливо скулит,

По стенам скачут блики, тени,

Вытягивая чей-то лик

Зевком протяжно-сонной лени.

В том кресле, кажется, старик.

И кочергой, такой же старой,

Как жизнь, сутулой и кривой,

Глаза прищурил, слепошарый,

Кряхтя, играется с золой.

Он грезит о костре средь ночи.

Картошкой с солью и дымком

Ладонь согрета.

Нос щекочет

Ветер. Пахнет васильком.

Прохлада за спиной бормочет,

Зола следит за стариком.

Лишь тень по-прежнему в углу,

Жизнь так похожа на золу.

НА ВОКЗАЛЕ ЦЫГАНКА

Гадалка немощно сопела мне в ладонь,

Глаза прищурив, молвила лукаво:

«Ты любишь по ночам смотреть в огонь»,

И ухмылялась хитро и лукаво.

В мои глаза свой взгляд надменно-едкий

Бросает, словно фразы невпопад,

Рука-вьюнок и пальцы-ветки

Ладонь мою опутали. Но взгляд,

Чужой и в чем-то дикий,

Сквозь щелки глаз сверлили по душе

(Какой он пристальный и липкий),

Он не вмещается в моем карандаше.

И карандаш ломается на вдохе,

Чуть хрипло хрустнул и молчит.

Цыганка сгинула в вокзальной суматохе,

А я с тех пор ищу огонь в ночи.

ПЕЧАЛЬ НА СКРЕПКЕ

Ко мне, как документ, на скрепке

Приколота моя печаль.

В груди незримая печать,

Сургуч растаял, как свеча,

Не разбираясь в мелочах,

Я ставлю подпись сгоряча.

Пусть договор с годами крепнет,

Быть может, это лишь начало,

Ко мне приколота печаль,

Как документ на скрепке.

* * *

Порой всплывают будни

Меж стихов и строчек,

Их ветер блудный,

Срезав с облаков, хохочет,

В прозу превратив слова,

И ливень светлый,

Подчинившись ветру,

Затих.

Еще одна глава

Так прозаично,

Буднично размякла.

За стих отмщен. Разбит.

И ночь моя иссякла,

Но даже день стихами говорит.

* * *

В безмолвии пробита брешь,

Залаяли клаксоны и моторы,

И ветер, что в ночи был свеж,

Под сонный прищур светофора

По улице, домов промеж,

Пылил.

А в окнах надувались шторы

И от обиды расходились по углам,

Не глядя сквозь заляпанные стекла,

Как дворник фантики

Метелкою гонял

И материл того, кто

Семечек нащелкал.

Дворовый пес приличья ради зарычал,

Свое худое поднимая тело,

А дворник мел и пса не замечал.

Ему до пса нет никакого дела.

Подъезды хлопали дверями в косяки,

Пружины плакали, вновь становясь немыми.

Я закурил, не дописав строки,

Залюбовавшись небом синим.

Пейте меня водой ключевой,

Вдыхайте, как свежесть рассвета,

Слушайте утренний звон над травой.

Вживайтесь, влюбляйтесь в поэта!

Не для себя, для души пишу,

Чтоб стихи западали в душу,

Взамен ничего у вас не прошу,

Нет так нет, а слушать так слушать.

Лучше я надорву гортань,

Чем скрипеть в тишине зубами.

Если прав, то внедрю по зубам

Или по уху врежу словами.

Дребезжи от накала, фарфор,

Разлетайся, фужер хрустальный.

Наплевать. Позор иль фурор.

Я в поэзии не случайный!

Не случайны стихи мои,

Я о случке пишу иначе…

Но коль я о любви пишу–

Это чувство чего-то значит.

Двенадцать грамм души.

Как тяжелы мои двенадцать грамм,

Но как они порой легки бывают,

Когда я в доску, в стельку, в драбадан,

Когда я все на свете забываю.

Когда одни стихи на опохмел

Себе до одури читаю,

Когда с утра увижу, что сумел,–

Двенадцать грамм души легки бывают.

НЕБО НАД АВГУСТОМ

Печальный день приблизился к закату,

Одежды яркие бездумно разбросал,

Лишь облако, пушистое, как вата,

Уныло тянется по синим небесам.

И в сумерках эхо рождается звонко,

Между каблучком и асфальтом рябым.

Пульсирует ритмом шагов незнакомка,

Медленно тает, как облако дым.

Пальцы прижег истлевший окурок,

Растаяло облако, эхо, закат.

Мимо промчались и стрелы Амура…

Над августом небо и звездный каскад.

ЗАМОРОЗКИ

В МЕРТВЫЙ СЕЗОН

Река вливается в ручей,

Века вплетаются в часы,

И ночи стали старше дней

И старше собственной красы.

К ногам подкрался горизонт,

Лишь руку протяни и канет

Пространство.

Ласковый сезон

В руках беспомощно увянет.

* * *

В пространстве,

Между трех теней,

Стою, как на распутье, я

Один

В объятиях лучей.

Средь туч большая полынья

Над головой моей зияет,

И ночь – гремучая змея–

Жестоко тени отбирает.

Во мне пространство умирает,

В пространстве умираю я.

НАЧАЛ УСТАВАТЬ

Я тоже начал уставать,

Но это

Так далеко,

Почти на самом дне печали.

Я начал отставать

Уже в начале

Недопетого куплета.

Я даже путаю слова

Нечаянно,

И вне

Строки

Менял местами сроки.

Я начал уставать,

И мне

Стучались в ночь мои пороки.

Где-то,

Среди пустующих миров

Во сне

Я тоже начал уставать,

Но это

Моя ль усталость?

Впрочем, наплевать,

Что впереди

И что в конце куплета.

Сам факт:

Я начал остывать,

Как солнце

В окончанье лета.