— Что же тут странного? — улыбнулся Леонидас. — Если он молодой, то и одеваться должен по-молодежному, — после этой фразы в его взгляде засквозила грусть. — Далва, разве можно излечить эту боль? Сколько бы времени ни прошло, как бы счастлив я ни был, она всегда остается со мной. Как много бы я отдал, чтобы еще хотя бы раз взглянуть на него, поговорить с ним. Родители не должны хоронить своих детей, не должны… Далва, а где Иветти? — внезапно спросил он, переводя разговор на другую тему.
— Сеньор Леонидас, так она же готовит дефиле, — напомнила Далва.
— А, да-да, — Леонидас словно очнулся от забытья. — Мне показалось, что она задерживается.
Он отложил бумаги и поднялся наверх, чтобы тайком от чужих глаз побыть в комнате покойного сына. Двадцать лет пролетели, как один миг, а портрет молодого улыбающегося парня на стене висел так, точно его повесили пару дней назад. Ни Иветти, ни младшие сыновья Леонидаса не дерзали предложить ему разобрать «музей» имени Диогу — все знали и уважали скорбь главы семейства, со временем за всеми радостями и хлопотами превратившуюся в светлую и тихую, но все же печаль. Ему было трудно избавиться от мыслей о том, что большая дружная семья могла быть еще больше, и эта недостающая часть навсегда осталась зияющей дырой в династии Феррасов.
***
Лео начал чаще улыбаться, однако вовсе не из-за того, что ему было радостно. Во мраке отчаяния наступает такой момент, когда становится все равно, и появляется какое-то нездоровое оживление, со стороны выглядящее как возвращение к благополучию и нормальной жизни. Деузе было невдомек, что скрывается за привычным для ее сына веселым смехом, и она была счастлива видеть его таким — разговорчивым, острым на язык, а главное, деятельным. Похоже, Лео всерьез вознамерился стать журналистом по примеру сеньора Брендона — женщина была в этом уверена. Казалось, бури миновали, и все пошло на лад. Это был всего лишь трудный возраст, припозднившийся, правда, но временный, как и все трудные периоды.
К Лео вернулись ночные кошмары, не мучившие его с той самой ночи, когда он искал посреди старинных развалин убежища от самого себя. В них он уже был не школьником, а взрослым человеком, покорно ожидающим своего смертного часа вместе с остальными. Его ужасно пугали эти сны, но предугадать их появление было невозможно, поэтому иногда Лео не спал вовсе, а лежал, занимая голову разнообразными мыслями. И одна из них становилась все более настойчивой, изощренной, превращаясь в навязчивую идею. Поначалу Лео страшился ее, но у порочных мыслей есть одно нехорошее свойство — они не набрасываются на человека сразу, так как рискуют быть безжалостно отвергнутыми, а заставляют его посомневаться, пораздумать, привыкнуть к себе, чтобы потом растерзать жертву всей стаей, как шакалы.
— Вот, — Брендон достал с полок несколько брошюр и положил их на стол перед Лео, — как ты и просил, сделал для тебя подборку.
— Спасибо, сеньор, — он быстро пролистал одну, но тотчас потерял к ней интерес. — Оказывается, в работе журналиста не все так просто.
— Конечно, а как ты думал, — Фортескью уселся напротив него и достал сигару. — У нас есть свои нормы и правила, которых мы придерживаемся, иначе некоторые репортеры уже сидели бы за решеткой.
— А если бы случилось так… — Лео помолчал несколько мгновений, — так, что в редакцию бы обратился человек, который хочет рассекретить какого-то преступника, но он боится быть узнанным, вы не стали бы публиковать его имя?
— Разумеется, нет! — воскликнул мужчина. — Защиту персональных данных, журналистскую этику никто не отменял, мы не можем публиковать такие вещи открыто без письменного разрешения человека. Лео, существует принцип анонимности. Однажды к нам в газету обратилась женщина, которой удалось вырваться из лап смертельно опасного маньяка. Конечно же, материалом заинтересовалась полиция, и вскоре негодяй был найден и арестован. Неизвестно, сколько еще бы жертв оказалось на его счету, если бы не смелый поступок той женщины.
— Любой на ее месте сделал бы так.
— Ну, не скажи. Многих останавливает ложный страх огласки, а тем временем зло остается безнаказанным.
— Как вы думаете, клонирование, например, это зло? — Лео задал вопрос, от которого его сердце бешено заколотилось.
— Лично я не вижу в клонировании ничего предосудительного, — Брендон делал вид, что не понимает, к чему ведет этот разговор, хотя сам продумывал каждую фразу и направлял мысли Лео, точно кукловод. — В животноводстве этот метод может быть вполне пригоден. После некоторой доработки, разумеется.
— В животноводстве… — отстраненно повторил Лео. — А если бы начали клонировать людей? Сейчас об этом много говорят.
— Клонирование людей запрещено законом во многих странах, Лео.
— Значит, это преступление?
— Безусловно, — журналист сделал затяжку от сигары и медленно выдохнул ее терпкий дым.
— Но почему?