— О… о чем ты?.. — слабо отозвался Катсу и шумно выдохнул, содрогаясь от очередного толчка. Боль нахлестывала волнами, медленно угасая, а ей на смену пришло странное чувство — не совсем приятное, но острое, от которого сводило судорогой пальцы ног и рук, и в голове вспыхивало будто бы фейерверками.
Мукуро целовал его в шею, подхватив его под живот и лаская ладонью его медленно твердеющий член.
— Откройся, — потребовал он, стискивая зубы и зарываясь лицом в его волосы. Он позволил себе не сдерживаться — вбивался на всю длину, натягивая на себя, надавливая большим пальцем на набухающую головку, сжимая в руках яички. — Ну же, дай мне заглянуть в твое сознание…
Катсу широко распахнул глаза, открывая рот в беззвучном вскрике, и застонал — на этот раз от удовольствия. Мукуро на мгновение замер, а потом сразу же задвигался, входя под другим углом.
И он открылся, действительно открылся. Мукуро с удовольствием нырнул в его душу, связывая себя и его по рукам и ногам невидимыми цепями. Он почувствовал его эмоции: отголоски боли, наслаждение, которое, смешавшись с его собственным, затуманило рассудок еще сильнее, ошметки стыдливости, растерянность. Он видел себя его глазами — таким, каким он не являлся.
Из всего многообразия воспоминаний, отрезков каких-то чувств он выловил лишь одно, которое мгновенно запало в его сознание: Кея спал, чинно сложив руки на одеяле; его ресницы отбрасывали тень на бледные щеки, а короткие волосы разметались по подушке, открывая высокий лоб и нахмуренные даже во сне брови.
Этого видения хватило для того, чтобы кончить. Мукуро совершил еще пару фрикций и обессилено опустился на бортик ванны, застегивая брюки. Катсу скатился на пол и, подобрав непослушными руками полотенце, накрылся им, чувствуя, как стекает по ногам чужая сперма вперемешку с его.
Он не ожидал, что сможет сделать это во второй раз, но в какой-то момент вдруг увидел себя со стороны, и на него нахлынули словно бы чужеродные эмоции: дикое желание, нетерпение, от которого сводило скулы, удовольствие, пронизывающее до кончиков пальцев… Это просто свело его с ума.
— Ты как? — хрипло спросил Мукуро, опускаясь перед ним на одно колено. Катсу перевел на него рассеянный ошалелый взгляд.
— Очень хорошо… — пробормотал он и повалился на него, обмякнув.
Ему казалось, что на запястьях защелкнулись невидимые оковы.
— Хороший мальчик, — шепнул ему Мукуро, поднимая его на руки.
— Мне кажется, что я тебя люблю, — еле ворочая языком, бездумно произнес Катсу. Мукуро тихо рассмеялся.
— Ты будешь потом отнекиваться. Но знаешь… я тоже. Хоть ты всего лишь ребенок.
Катсу хотел сказать ему, что он уже взрослый, но сознание подвело его, погрузившись в темноту.
Когда он очнулся, уже смеркалось, а на подушке рядом с ним одиноко белела записка: «Вызвал Савада Тсунаеши, не беспокойся. Я оставил тебе лекарства. Прости, что набросился. Люблю. МР».
«Люблю».
Катсу несколько раз перечитал это коротенькое слово, от которого по спине бежали мурашки, и замирало сердце.
У него до сих пор в голове не укладывалось произошедшее ранее, но он не испытывал сожаления. Словно после физической близости они соединились и душевно. Словно между ними протянулась одна длинная крепкая цепь, которую разрушить просто невозможно. Это было невероятно прекрасное чувство.
***
— Кея-сан!
Хибари едва переступил через порог, как ему на шею кинулась Юи. На ней был спортивный костюм и очень короткая майка, больше похожая на бюстгальтер. Она рассмеялась, болтая ногами, и соскочила на пол.
— Папа сказал, что заказал мне кольцо А-ранга, как у Варии, — гордо объявила она. — Я смогла сдержать пламя на целых полдня!
— Похвально, — сухо отметил Хибари, и Юи счастливо улыбнулась, обнимая его.
— Это все благодаря вам, Кея-сан. Обещаю, что буду вам отличной невесткой.
— Я в этом не сомневаюсь, — хмыкнул Хибари и огляделся, отрывая ее от себя. — Где Савада Тсунаеши?
— Вам бы его уже по имени называть, друзья же.
— Мы не друзья.
— Будущие родственники, — подмигнула Юи, и Хибари усмехнулся. — Папа!!! — вдруг закричала она, встав на первую ступеньку лестницы, ведущей наверх. — Кея-сан уже приехал, поторопись! Мама уехала, вот он и наслаждается одиночеством, — сказала она же Кее и, схватив его за руку, повела в гостиную.
Она знала, что ее матерью была Киоко, но она почти ее не помнила, знала только то, как она выглядит по многочисленным фотографиям, которые остались в семейных альбомах, и ее запах — аромат сладкой ванили, и никогда не отказывалась от нее, участвуя во всех традиционных церемониях почтения, приносила цветы на кладбище, зажигала свечи в храме и молилась за ее покой. Но Хару она знала с самого детства и искренне любила ее, считала второй матерью. Ей было немного грустно, глядя на отношения между ней и отцом — отец никогда не скрывал, что не испытывает к ней сильных чувств. И, конечно же, она сочувствовала Хару как женщина, зная, что своих детей у нее никогда не будет.
— Хибари-сан, вы быстро, — поприветствовал его Савада, входя в комнату. — Юи, переоденься, сейчас же! — возмутился он, заметив ее внешний вид.