Отражения

– А вы, леди Лидделл? – спросил Феликс. – Вы разбираетесь в живописи? Научили ли вас этому в вашей школе?

Я лишь покачала головой в ответ.

Разбиралась ли я в живописи?

Сложно сказать.

Я любила историю искусства и без труда могла бы назвать десяток любимых художников – там, в своем мире. Здесь, в мире чужом, я могла, наверное, сказать, что мне нравится, а что нет. Действительно, как школьница.

– Впрочем, конечно, о чем я, – театрально вздохнул Феликс и прошел чуть вперед, покачивая тростью. – Они висят здесь не для того, чтобы кто-то вроде вас, леди Лидделл, мог оценить изящество деталей и красоту мазков. Или работу со светом и цветом, которая, как по мне, кое-где откровенно слаба. Ланнан-ши предпочитают поэтов. У Вивианы сейчас период художников. Ей нравится смотреть на себя чужими глазами, и вот результат.

– Но она не фэйри, – растерянно сказал Ренар.

Словно на минуту начал сомневаться в обратном.

– Конечно, она не фэйри, – усмехнулся Феликс. – Это не мешает ей вдохновлять. Они все живы, эти художники, но за каждой картиной – разбитое сердце. А вас не проведешь, мастер Рейнеке, – принц сощурился. – Даже чарами гламора.

– Я просто хорошо разбираюсь в людях и в способах дурить им головы, – ответил Ренар. – Ваше высочество.

Ухмылка Феликса стала шире:

– Я учту это, – пообещал он. – Если вы налюбовались, мы можем идти дальше.

– Я бы не хотел обидеть гостеприимную хозяйку, – сказал Ренар. – Но от этих портретов у меня мороз по коже.

Я была с ним полностью согласна, но у меня не хватило смелости это сказать.

Феликс рассмеялся и сделал нам знак следовать за ним.

– У меня тоже, мастер Рейнеке. Я склонен к самолюбованию, но, пожалуй, десяток моих портретов в одной комнате вывел бы меня из себя. Зеркала – вот мой выбор, – он распахнул перед нами дверь и остановился, пропуская меня.

Так близко, что я словно прошла рядом с цветущим гиацинтом.

– Зеркала лгут тебе лишь в той мере, в которой ты позволяешь им лгать, – сказал Феликс. Его дыхание коснулось моей щеки. – Чего не скажешь о льстивых поклонниках.

С того момента, как мы поднялись по лестнице мимо портрета ланнан-ши, мне казалось, что чего-то не хватает. Чего-то привычного.

Сейчас я поняла, что дело не в тусклом свете и молчаливых, почти призрачных слугах. И не в пустоте, которая проступала сквозь богемную роскошь.

За все время здесь я ни разу не встретилась со своим отражением.

– В этом доме нет зеркал, – сказала я.

Ренар посмотрел на меня удивленно и моргнул, словно тоже только что понял это.

– Надо же, леди Лидделл, а я все ждал, когда же вы это заметите, – ехидно сказал Феликс. – Но вы не совсем правы.

– Леди Вивиана хранит карманное зеркальце в ящике туалетного столика? – улыбнулся Ренар. – Чтобы видеть свои глаза, когда наносит на них краску.

– Хорошая попытка, но нет, – Феликс снова пропустил меня вперед. – Вивиана так не любит свои прекрасные глаза, что скорее разобьет зеркало, чем будет рассматривать их. А об осколки слишком легко порезаться. Хотя иногда мне кажется, что она носит один из них в глазу…

– А второй – в сердце, – подхватила я.

– Верно, дорогая.

Феликс приобнял меня за плечи, направляя. Каблуки звонко ударялись об пол. Вокруг было темно – ровно до тех пор, пока принц не ударил тростью о пол – дважды. Кристаллы вспыхнули фиолетовым и желтым, на белый мрамор легли цветные блики и глубокие, острые тени.

Вытянутые вперед крошечные руки, стрекозиные крылья и крылья бабочек, рожки и заостренные ушки на маленьких головках, веточки, дубовые листья – вокруг большого овального зеркала была самая странная, самая безумная и самая красивая рама, которые я только видела. Казалось, художник, который создал ее, заколдовал рой фэйри, превратив их в крошечные мраморные фигурки.

Одна из каменных ладоней держала фонарь с кристаллом – тем самым, который отсвечивал фиолетовым.

Кроме зеркала в круглой комнате не было больше ничего.

Я услышала, как Ренар тяжело вздохнул.

– Впечатляет, да? – Феликс подошел к нему и похлопал по плечу. – Оно обычное, леди Лидделл, не бойтесь. Только чары прочности, без которых, боюсь, этот шедевр гэлльских стекольщиков рискует превратиться в гору драгоценного мусора.

У наших отражений были фиолетовые отсветы на лицах, а за спинами, казалось, сгустились тени. Здесь, в паре шагов от зеркала, можно было разглядеть выражения лиц у фигурок, все их улыбки и усмешки, лягушачьи лапки вместо изящных ног, клыки, спрятанные в крошечных ртах. Кто бы ни создал это зеркало, подумала я, он знал, что такое фэйри.

– Работа мастера Вертиго, – не без гордости сказал Феликс. – Почитайте потом о нем, леди Лидделл. Этому зеркалу пара веков, и оно стоит дороже всего остального здесь. Я купил этот дом из-за него.

Отражение Ренара повернуло голову к принцу.

Феликс лениво махнул рукой:

– А Вивиана живет здесь, потому что нужно же ей где-то жить, – бросил он и пожал плечами.

– А вам нужен дом, куда можно сбегать? – спросил Ренар.

– Вы слишком умный, мастер Рейнеке, – Феликс почти оскалился. – И это начинает меня раздражать.