Отражения

– Уже почти два десятка лет мой друг отказывается считать себя вдовцом, – сказал он. – Он не помнит имени, у него нет ни одного портрета, только осколки воспоминаний, неверные, как отражение в озере, по которому расходятся круги. Сначала он пытался вернуть ее, потом понял, что не сможет, – Шамас снова тяжело вздохнул. – А потом в жизни его семьи случилась другая история, и стало не до того, чтобы жалеть о прошлых потерях. Но эту историю, думаю, вам расскажут без меня. Она менее, хм, личная. Я удовлетворил ваше любопытство, милое дитя?

Шамас смотрел прямо на меня, скрестив руки на груди, и сейчас почему-то казался мне уже не таким усталым, как минуту назад. Он рассказал историю – и надел маску приветливости, с которой, наверное, каждый день встречал за прилавком случайных посетителей магазина.

– Что в итоге случилось с… Гейл?

– Это и есть другая история, леди Лидделл, – широко улыбнулся Шамас. – Скажем так, она жива, и о ней, в отличие от матери, помнят. Как вы успели заметить. Еще кофе?

– Пожалуй, да, – кивнула я и попыталась согнать Ахо с колен, потому что мне очень нужно было встать и походить по комнате. Или хотя бы просто оказаться подальше от окна, потому что легкая свежесть вдруг превратилась в жуткий сквозняк.

Ахо обиженно мявкнул и убежал, громко топая, куда-то в тень.

– Вредина, – сказала я.

– Зря вы так, Мари, – Шамас покачал головой. В этот раз он не стал заморачиваться с джезвой и просто поставил на решетку кофейник. – Пикси вертлявые и капризные, и этот явно терпит неудобства ради вас и старается не проявлять характер.

– Ему просто сделали внушение, – буркнула я.

– Вряд ли дело только в приказе Юлиана. Здесь что-то личное. Я бы не стал говорить о симпатии, потому что в случае с фэйри симпатия – слишком человеческое понятие, но вы ему интересны. Либо он пытается преследовать какие-то свои цели, поэтому внимательнее, леди Лидделл, – кажется, Шамас мне подмигнул. – Я прошу прощения, если больше расстроил вас, чем помог.

Я рассеянно качнула головой:

– Я сама пришла с вопросами, господин Раферти.

– И что будете делать теперь, когда знаете ответы?

Я задумалась, ненадолго, и пожала плечами:

– Постараюсь не заключать сделок, о которых потом пожалею.

Шамас молча сполоснул чашки водой из кувшина. Я заметила, что здесь, на его крошечной кухне, не было крана с водой – только раковина, рядом с которой стоял этот кувшин, а на полу – прикрытое деревянной крышкой ведро, похожее на бочонок.

– Неплохой вывод, леди Лидделл, – сказал Шамас, когда я уже начала думать, что умудрилась выдать очередную глупость. – Очень… правильный для тех, кто думает головой. Надеюсь, ваше сердце тоже подскажет вам что-нибудь. Потом. Когда придет его время. Ах, да, – Шамас развернулся ко мне. Руки его снова были скрещены на груди, в одной он держал тряпку, которой вытирал чашки. – Габриэль. С его семьей история, увы, не столь поучительная, но, чтобы вы не расстраивались еще сильнее и хорошо спали сегодня ночью, я вам ее расскажу. Время еще есть. Его отец был волшебником на корабле, который участвовал в исследованиях запретного ныне континента, – Шамас тряхнул тряпку и, расправив, повесил ее на край столешницы сохнуть. – Габриэль видел отца раз в полгода и обожал не его самого, а, скорее, образ героя в своей голове. Подумать только, его отец путешествует по морю! А потом господин Моррис-старший погиб. На том же самом корабле, спасая команду от морского чудовища. Героическая смерть, – не без сарказма добавил он, словно осуждал отца Габриэля за эту смерть и решения, которые привели к ней.

Я снова шмыгнула носом.

– И с тех пор госпожа Моррис, чудесная, заботливая женщина, боялась отпустить сына от себя дальше, чем на полшага, – продолжил Шамас куда менее теплым тоном, чем говорил до того. – Она умерла от простуды через пару лет, и за мальчиком стали приглядывать друзья и парочка назначенных родственниками попечителей вроде Хеллен Хьюм. Остальное вы сами знаете. Ну же, леди Лидделл, не надо слёз! Как я уже говорил, у меня нет запасного платка, а предлагать леди хозяйственную тряпку как-то неприлично!

***

Шамас не отпустил меня сразу. Он вручил мне вторую порцию кофе и попросил рассказать о визите Форжо, о том, понравилось ли мне платье, и о другой ерунде, которая не имела никакого отношения к нашему разговору.

– Зачем это вам? – спросила я в какой-то момент, прервавшись на полуфразе.

Слово за слово, Шамас вытащил из меня добрую половину моих переживаний, и я чувствовала себя очень спокойной. В голове стало пусто и ясно, как бывает, когда даешь себе вволю наплакаться или прыгаешь с тарзанки над обрывом.

Туман рассеялся – все казалось простым.

Шамас пожал плечами:

– А почему бы и нет? – сказал он. – Ваша история забавна, леди Лидделл, и кажется мне интересной. Как и вы сама.

Я почему-то почувствовала себя неловко.

Запах дыма, кофе и специй начал меня раздражать, как неудобные, колючие манжеты на шерстяном платье.

– Устали, леди Лидделл?

Я покачала головой, поднялась с подоконника и поставила чашку на полку с грязной посудой.