Столь безапелляционные характеристики не могли не сформировать негативного отношения к комплексу явлений, который стал ассоциироваться с «историографической концепцией западного эзотеризма». Так и произошло. Постепенно имена мыслителей, связанных с ней, и учения, составляющие ее основу, стали вытесняться из академических историй философии и удостаиваться лишь упоминаний как курьезы древности. Обращение же к ним на долгое время стало ассоциироваться с нездоровым интересом, дилетантизмом или откровенной глупостью обращающегося. Четко очертившийся в эпоху Просвещения конфликт между рационализмом и иррационализмом не оставлял места для переходных форм, а поскольку «дискурс западного эзотеризма» претендовал на место и в рациональном, и в иррациональном, то он тем более порицался и изживался. Ханеграафф по этому поводу пишет:
Религиозные или философские течения и идеи, которые воспринимаются как неудовлетворяющие критерию рациональности, теряют право быть воспринятыми серьезно в интеллектуальном дискурсе, они относятся к категориям «предубеждения», «суеверия», «глупости» или «тупости». В этом процессе исключения — и это особенно важно подчеркнуть — эти идеи лишаются традиционного статуса игроков на поле истории и превращаются в неисторические универсалии человеческого мышления и поведения. Иными словами, больше не нужно обсуждать их как традиции, такие как «платонизм», «герметизм» или даже «язычество», но можно устранить их как синоним иррациональности как таковой[451]
.Постепенно в таком контексте начинают оформляться представления о «настоящей науке», «настоящей религии», «настоящем искусстве», все эти категории связываются напрямую с рационализмом, и в них никак не встраивается «концепт западного эзотеризма». Именно здесь мы впервые и сталкиваемся с «мусорной корзиной истории», поскольку отрицаемая рационализмом концепция была вытеснена из поля научного «серьезного» дискурса, но не исчезла из культуры. Научное же сообщество разработало целый спектр определений-конструктов, с помощью которых легко можно было маркировать неприглядные явления из «мусорной корзины», главные из этих маркеров — «суеверие», «магия», «оккультизм».
К последнему мы еще вернемся, сейчас же позволим себе подробнее разобрать историю одного из учений, выброшенных в «мусорную корзину». На его примере ярко виден метод Ханеграаффа, а также иллюстрируется вся сложность работы и оценки «отверженных феноменов».
Алхимия: case study
Исходя из хронологических рамок разработанной теории, Ханеграафф не рассматривает генезис алхимии и не строит гипотез о ее возможном формировании. Для него она важна как феномен, уже существующий в эпоху Ренессанса и развивающийся далее в течение Нового времени. В общем виде синтез эпохи Возрождения к началу Нового времени строился на двух основных составляющих, которые Ханеграафф обозначает как платонизм и герметизм. Их различия удобно представить в форме таблицы[452]
:Таким образом, видно, что платонизм опирался на духовную составляющую, абстрагируясь от материального мира. Главной его особенностью была направленность к древней мудрости (основным выразителем такого подхода был Фичино[453]
), в то время как герметизм выражал себя в натурфилософии Бёме, Парацельса и розенкрейцеров, провозгласившей идею преображения человека (трансмутации) через практику алхимического делания, главной составляющей которой была работа с материей. В таком контексте алхимия является первой стадией преображения мира, образуя своего рода «лестницу в небеса», соединяющую дух и тело, возводя их к Богу.