Отрезанная ветвь

Перед Азулой и за спинами атаковавших ее стоял принц Чан Мин во всем своем великолепии. В запыленном и потертом плаще зеленого цвета, в кожаном лимао, с вынутым из ножен мечем и в боевой стойке.

«А он изменился!» — краем сознания подумала Азула, рассматривая человека, которого когда-то считала чуть ли не идеальным принцем. Подростковая угловатость и детскость лица сменилась видным даже из-под плаща мощным телом и волевым лицом много повидавшего воина. Щетина и огрубевшие черты лица делали Чана еще более внушительным, чем он был. Глаза янтарного цвета не выражали удивления или растерянности. В них не было сомнения, что нет-нет проскальзывало у Зуко, а лишь железная уверенность в собственной правоте.

— А я не думал, что увижу мою семью при таких обстоятельствах, — сказал Чан, с трудом сдерживая бешенство. И тут у Азулы начала болеть голова.

«— Он жалок. Ему никогда не понять нас, покорителей. Агни знал, что он ничтожество, и отобрал у него дар.

— Нет. Чан самый достойный среди нас.

— Твой брат бросил тебя здесь, одну. На потеху жалких придворных. Даже такое ничтожество, как Зуко, смогло побороть свои страхи и остаться, ибо он все же покоритель.

— Нет. Чан вернется. Он вернется!

— Он не вернется. Но я здесь, и я никуда не убегу. Я твой отец. И я позабочусь о тебе».

Азула вспомнила один из тех разговоров, что вел с ней Озай за закрытыми дверями. С каждым разом она все больше и больше верила, что старший брат ее бросил. Бросил одну, бросил их с Зуко, потому что боялся отца. Потому что он не покоритель. Потому что жалок. Бросил так же, как бросила их мать, что считала ее монстром в детском обличии. «А считала ли?» — всплыл у нее в голове неуместный вопрос. А головная боль все усиливалась. Она хоть и была молода, но прекрасно разбиралась в людях, и тот, кто стоял за спинами разношерстной компании, был каким угодно, но не жалким. Это был воин, готовый к битве. Готовый к убийству, но явно не желающий этого. Поэтому он не нападает. И это ее шанс!

— Чан, дай нам закончить…

— Нет, дядя. Никто не умрет сегодня.

Не успел Чан Мин сказать этого, как Азула, пользуясь замешательством атакующих, создала большую огненную волну и кинулась в проем. Ей не хватило лишь доли секунды, когда ее опомнившиеся противники нанесли слитный удар. Взрыв был такой мощи, что ее отбросило на десятки шагов и придавило развалившейся кладкой стены соседнего дома. Последней мыслью затухающего сознания стало нечто, сказанное голосом Озая: «Семья — слабость».

center***/center

Все случилось быстро. Огненная волна, рывок Азулы в дверной проем и обрушение стены. Чан в ужасе наблюдал, как на его сестру падает дряблая стена. Как сгнившая от старости и погодных условий кладка разваливается и придавливает собою ее хрупкое тело. Как в растерянности соляными столбами застывают дети от двенадцати до четырнадцати лет, и как Зуко вместе с Айро опускают руки, боясь взглянуть на место обвала. Как он бежит туда и старается как можно быстрее вытащить ее из-под завала. «Жива!» — кричит мозг, а руки уже совершают пассы над ее головою, и энергия ци вливается в ее тело, восстанавливая повреждения. Он не замечает, как к нему подходит девушка из Племени Воды, с удивлением и неверием смотрит на его действия. Как другая девочка в зеленой одежде так же подходит к нему, но не решается начать говорить. Для него сейчас есть только он и его израненная сестра. В один момент Чан чувствует, что слабеет, и прекращает вливать в нее ци. Протирает глаза и с облегчением видит, что ушибы и синяки исчезли, а обморок сменился крепким сном. Только теперь он выдыхает и пытается встать, но не выдерживает и падает.

— Мин! Миииин! — слышит он словно из-за марева и с трудом открывает глаза. Он чувствует, как его кто-то встряхивает, а голова лежит на чем-то, а конкретнее, на ком-то мягком. Проморгавшись, он видит, что над ним склонилась до боли знакомая черноволосая головка с замутненными зелеными глазами.

— Тоф, привет, — выдавливает из себя Чан и устало улыбается.

— Катара… помоги, — говорит Тоф, всем видом умоляя ее помочь.

— Тоф, но он же…

— Катара… прошу — выдохнула Тоф, и Катара сдалась. Она подошла к принцу, опустилась на колени и стала водить над ним руками, восстанавливая его жизненные силы. Ее руки осветились синим сиянием, и Чан сразу же стал чувствовать себя лучше.