Отряд

Водворив служку в подклеть, где до того томился Прошка, друзья вернулись к крыльцу. Вновь взметнулся с лаем успокоившийся было пес. А чернец-тонник все так же клал себе поклоны, бормоча слова молитвы.

- Эй, человече Божий, - позвал Митрий. - С одним справились, теперь хозяин и еще один служка остался.

Светало уже. Не торопясь закончив молитву, монах подошел к ребятам и пристально взглянул на Митьку.

- Ты ведь, кажется, друзей освобождать собрался, а не самоуправствовать. Зачем тебе хозяин? Выручай сестру и уходим. Эвон, рассветет скоро.

Прохор улыбнулся:

- Смешной у тебя говор, чернец.

- Смешной, - поддакнул Митрий. - Словно у ливонских немцев.

- Я карел по рождению, - неожиданно улыбнулся монах. - Брат Анемподист. А вы?

- Я - Митрий, а вот он - Прохор. Люди посадские, тихвинские… - Отрок вдруг осекся. - Ладно, хватит болтать. Пошли в избу.

Миновав сени, поднялись на второй этаж - не простая изба была у Демьяна Самсоныча, хоромина целая, с высоким крыльцом, со светлицею, с галерейками-переходами, светлой осиновой дранкой крытыми.

Вот и дверь в горницу. Ага, на засовце. Монах поднес ближе прихваченную из людской свечу…

Первым в горницу вбежал Прохор и, упав на коленки, склонился над спящей девчонкой:

- Василисушка…

Девушка открыла глаза, хлопнула изумленно ресницами.

- Проша! Что, уже пора вставать? А Митенька где?

- Здесь я…

Митрий вдруг усмехнулся. А ведь не так уж и много времени прошло с тех пор, как он, скинув девичье платье, метнулся в оконце. Да-а, совсем мало. Василиска вон и выспаться-то не успела. А казалось - год пролетел!

Собрались быстро - а чего собирать-то? Вышли к лестнице…

- Кто это тут шляется? - раздался вдруг громкий басовитый голос.

Хозяин! Демьян Самсоныч! Главный тать!

Осанистая дородная фигура его замаячила у самой лестницы. В левой руке Демьян Самсоныч держал ярко горевшую свечку, в правой - короткий кавалерийский пистоль!

- А ну, стоять! - разглядев беглецов, нехорошо усмехнулся хозяин. - Живо все в горницу! Ну! Головы прострелю!

Все застыли.

Митрий ткнул Прохора в бок и тут же заблажил:

- Бей его, Никодиме!

- Что? - вздрогнув, Демьян Самсоныч обернулся назад.

Никакого Никодима там, естественно, не было. Зато Прохор больше не стал ждать подсказок. Прыгнул вперед, взмахнул рукою… Бах! Хозяин постоялого двора, выпустив из рук пистоль и свечку, тяжело осел на пол. Звякнув, упал пистоль, дернулся, сорвался курок - и глухую предрассветную тишину разорвал громкий выстрел. Слава Богу, никого не зацепило. Ребята дернулись в стороны. Запахло пороховым зельем и дымом.

- Этого - в горницу, - первым пришел в себя Митрий. - Затащим, запрем… Интересно, второй слуга что-нибудь слышал?

- Вряд ли, - покачал головою монах. - Добрая изба. Бревна на стенах толстые, в обло рубленные. Да и не слышно ничего на задворье.

- То верно, - подхватив бесчувственное тело хозяина, хмуро кивнул Прошка. - Однако тяжел, черт. Подмогни-ко, Митря.

Вдвоем они живо затащили хозяина в горницу и, закрыв дверь на засов, спустились вниз.

- Спасибо тебе, человек Божий, - повернувшись к монаху, поблагодарил Митрий. - Не ты бы, не знаю, как все и сладилось бы.

Чернец улыбнулся:

- Не меня благодари, отроче, - Господа! На все Его воля.

Прихватив из людской какие нашлись припасы, беглецы вышли во двор. Сквозь густые темно-серые тучи слабенько брезжил рассвет. Спрятавшийся от дождя в будку пес загремел цепью, однако даже не высунул на улицу носа - видать, за ночь-то надоело лаять.

- А в избенке-то никого нет! - успев сбегать на задний двор, доложил Прошка. - И куда второй холоп делся?

- Да и пес с ним, - Митрий отмахнулся. - Все одно уходить побыстрей надо.

Прохор подмигнул Василиске:

- А чего пешком уходить? У хозяина, татя, чай, лошаденки имеются и телега.

- А по лесной тропинке проедет твоя телега? - охолонил приятеля отрок. - Да и всего-то пяток верст до починка Кузьмы - и пешком доберемся.

- А зачем вам на починок? - поинтересовался монах, оказавшийся вовсе не старым - высоким, плечистым, светловолосым… Нет, даже не так. Волосы у него были не просто светлые, и даже не белесые, а белые-белые, словно выцветший на солнце лен. Такого же цвета борода и усы. А лицо - смуглое, обветренное. Что и понятно - чай, не в келье поклоны бил, заведовал онежской тоней.

- На починок-то? - Митька подивился вопросу, уж больно любопытен чернец. - Да так, родичей дальних навестить.

Тонник покачал головой:

- Не советовал бы… Хозяин-то, беломосец, видать, недюжинную силу в здешних местах имеет. А вы говорите - починок. Достанет он вас на починке, не сам, так людишки его.

- Так, может… - Прошка посмотрел на приятеля и запнулся.

- Нет, - шепотом отозвался Митрий. - Кровью человеческой руки марать - грех это. Ладно, пошли. Придем на починок - там и будем думать.

Перекрестясь, пошли со двора. Прохор задержался в воротах.

- Пистоль. Может, его прихватить? С припасами.

- Зачем тебе пистоль, парень? - удивился монах. - От лиходеев обороняться? Так всего один выстрел и успеешь сделать, не более, и то, если порох не отсыреет. Толку-то!