Дело оказалось не столь уж сложным: в числе других мальцов из шайки Онисима создавать толпу вокруг колпачников, катавших для ротозеев горошину, - поди-ка, угадай, под каким колпачком? Угадаешь - получишь деньгу, а то и копейку - что поставишь. Из самих-то тихвинцев - людей в большинстве своем ушлых и мало склонных доверять кому бы то ни было - на такой дешевый развод ловилось мало, из сопленосых отроков разве что, а вот приезжие частенько бывали недовольны. Эко - хотели выиграть да поднажиться, а что вышло? Последнюю лошаденку - и ту проиграли вчистую!
- Эй, кручу-верчу, обмануть не хочу! - ловко переставляя блестящие колпачки, во всю ивановскую орал «колпачный мастер» - крещеный татарин Авдейка, продувная бестия, каких мало. У него и рожа-то была вполне соответствующая - узкоглазая, хитрая, круглая, как бубен, нос широкий, бородавчатый, а на левой щеке - родинка чуть ли не в пол-лица, вот уж поистине: Бог шельму метит!
Рядом с Авдейкой мельтешили угрюмые парни, охранники, и пара подставных игроков: Лешка по прозвищу Куриный Хвост и седой благообразный старик - дед Кобылин. Лешка - рыжий, вертлявый, нахальный - был пару лет назад попавшись на краже дров где-то в районе Вяжицкого ручья. Вяжицкие мужики его тогда и побили, после чего раздели, изваляли в навозе и, засунув в задницу куриные перья, подожгли. Так вот Лешка и бежал, орал благим матом, отсюда и прозвище. Ну, прозвище и прозвище, не хуже любого другого, подумаешь - Куриный Хвост. Ну а дед Кобылин, тот всю жизнь конюхом был, а знающие люди говорили, что не только конюхом, но и конокрадом, причем не из последних. Украденных лошаденок надувал да перекрашивал, вот потому и Кобылин.
Как раз с утра на торг приехали заозерские мужички с солью да кодами - людишки зажиточные, лесные, таких грех упустить. Вот и не упускали.
- Кручу, верчу, обмануть не хочу! - надрывался татарин Авдейка. - Подходи, налетай, угадай - богатым стань!
- А и угадаю! - щерил щербатый рот дед Кобылин. - А и…
- Погоди, дед, дай-кось мне попробовать! - Лешка Куриный Хвост, перекрестясь, бросил шапку оземь. - А ну-ка…
- Кручу-верчу…
- Этот!
Лешка накрыл один из колпачков шапкой:
- Ставлю четыре деньги!
- Точно этот? - ухмыльнулся татарин.
- Гм… - Якобы задумавшись, Куриный Хвост оглянулся на любопытствующих мужичков. - Точно этот, православные?
- Этот, этот! Открывай, татарская рожа!
- Опа!
Отбросив в сторону шапку, Авдейка поднял колпачок - есть! Вот она, горошина.
- Выиграл, получай! - Широко улыбаясь, татарин отсчитал подельнику четыре деньги.
- Вот, - нарочито громко воскликнул Онисим, - свезло парню!
- Так и ты играй, - тут же посоветовал Авдей. - Везет тому, кто играет. А, так, православные?
- Да ты-то хоть сам крещеный, рожа?
- А как же! Могу и крест показать, вона!
- Иди-ка, и вправду крещеный. А ну, крути…
- Мне, мне дайте сыграть, - дед Кобылин умело нагнетал обстановку. - Чувствую, должен сегодня выиграть, должен.
- Успеешь еще, наиграешься. - Один из мужиков вытащил из-за пазухи тряпицу с серебряными монетами. - Ставлю четыре деньги! Крути, татарская морда.
Как ни странно, мужик выиграл. Впрочем, отчего же странно - Авдей не пальцем деланный, заманивал остальных, от которых уже и отбою не было. Заозерские мужички, а следом за ними и какие?то обозники образовали вокруг колпачника плотный, едва продираемый круг. Тут же шарилась и малолетняя шатия Онисима Жилы. У кого денежки за пазухой, тому, конечно, спокойней, ну а у кого в кошеле на поясе - тот сам дурак. Опа! Митька едва успел моргнуть, как какой-то рыжий парнище ловко срезал кошель у обозника-ротозея. А не зевай!
А там, в кругу, уже кто-то голосил басом, кто-то ругался, а кто-то, наоборот, радостно хохотал во всю глотку. Татарин Авдей дело свое знал хорошо - вмешательства парней-охранников почти не требовалось.
- Кручу-верчу, обмануть не хочу!
Вдруг - совсем рядом, кажется, что над самым ухом - заржали кони!
- Стрельцы!
Пронзительный заливистый свист рассек воздух, куда-то исчез рыжий, да и Онисим спешно улепетнул за угол Преображенской церкви - остались одни заозерские мужички да обозники. Кто-то злой, а кто-то и радостный.
- Паисий, Паисий едет, - увидев появившийся из-за поворота возок, запряженный парой гнедых лошадей, зашептались в толпе. - Старец судебный.
Многие потянулись к возку.
- Благослови, отче!
Возница остановил лошадей прямо напротив весовой избы - важни. Паисий - высокий худой, вовсе не старый еще мужчина, с длинной черной бородой и умным пронзительным взглядом - поправив клобук, выбрался из возка, перекрестил собравшихся.
- Ну, чады, ужо разберу делишки ваши. Ждите, на важню вот только зайду.
Голос у чернеца оказался приятный, громкий, да и вид судебный монах имел представительный - ряса простая, черная, а вот нагрудный крест - золотой, и цепь такая же - толстая, златая. Оно и понятно - в лице Паисия сама обитель Богородичная суд творила!
Немного побыв в важне, судебный старец вышел на крыльцо и зорко оглядел низко поклонившихся ему мужичков.
- Почто, православные, челом бьете?