Спустя тридцать минут своего пребывания на родине – только одна из которых была потрачена на любование чистой, укрытой снегом красотой этих мест, – Грейс услышала зов машины, попавшей в беду: сигнал начинался с виноватой отрыжки, быстро переходящей к неодолимой рвоте, затем повторялся с начала.
«Либо водитель зовет на помощь, – подумала Грейс, – либо его машина молит о смерти».
Короткая пробежка в сторону звука выявила правильность второй версии: белый «Рейнджровер» лежал колесами кверху, демонстрируя свое дымящееся нутро звездному небу. Машина пробила старую каменную ограду и вылетела на поле с тремя лошадьми, которые держались поодаль и тихо ржали в сторону шумного железного гостя.
Примерно в тридцати футах от машины лежал окровавленный человек, вытянув перед собой руки, будто ангел, вырванный с небес и сломанный о колено дьявола.
«Нужно было пристегиваться, особенно на этих дорогах и в такую погоду, – подумала Грейс. – Должно быть, горожанин, из которого выбит весь здравый смысл».
Подойдя ближе – снег вновь начал вихриться, – она поняла, что ошиблась, что мужчина, истекающий в снегу кровью, был местным до кончиков ногтей.
Пит. Лежит неподвижно, остатки лица обращены к небу, будто он играет в гляделки с Богом.
– Ты проиграешь, дорогой, – сказала Грейс, – и не думаю, что тебе доведется увидеть его в ближайшее время.
Пит был тем самым другом детства, которого не одобряет, хотя и не может объяснить почему, любая мать. Выражаясь религиозным языком мужа, этот мальчик был рожден запеченным в грехе. Это было видно в его глазах, слышно в словах, которые он не произносил, и в тоне произнесенных.
Пит закашлялся – изо рта брызнуло красное, – и внезапно из мужчины, которого Грейс винила в совращении своего сына, превратился в мальчишку, которого она впервые встретила у ворот начальной школы, мальчишку с подавленной злостью в глазах, но еще с внутренним огнем, пришедшимся ей по нраву. И она вспомнила о своей роли в послежизни – не судить, а помогать.
Грейс встала на колени рядом с Питом и поняла, что он ее узнал. «Одна нога в старом мире, одна в новом, – подумала она. – Это время, которое следует ценить, но которое никогда не ценят, поскольку что бы тебя ни ждало, перспектива устрашает».
– Миссис Лазарус? – прохрипел Пит, в его глазах мелькнул свет.
– Для друзей – Грейс, – сказала она, беря его за руку. – Все будет хорошо, Пит.
– Грейс… Дивная, так мы вас всегда звали.
– Я знаю, милый. Ты думал, я не знаю, но я знала.
Снова кашель, снова кровь.
«Осталось мало, – подумала Грейс. – И крови, и жизни».
– Я видел Джо, – произнес Пит. – Он мертв, но я его видел. – Удивленно моргнул. – Вы тоже умерли.
– Верно, – успокаивающе ответила она. – Куда он пошел, милый?
– А я мертв?
– Почти, – сказала она, ноги нетерпеливо скулили, – но это не так плохо, как звучит. – Питер, где Джо? Куда он пошел?
Глаз Пита дернулся; смерть разгибала его хватку на жизни, один палец за другим. Он указал в сторону поля по другую сторону забора.
Грейс улыбнулась – искренне, – а потом Пит ушел.
Она поднялась на ноги, уже устав от смерти, которую видела, и посмотрела в сторону того поля. Неподалеку виднелось второе тело; раньше она его не замечала. Мужчина, черная одежда резко выделяется на фоне белого снега, где он лежит.
«Нет, – подумала она. – Этого не может быть».
– Грейс?
При звуках своего имени она застыла; спина выпрямилась, тело напряглось. Прошло много лет с тех пор, как она слышала голос этого мужчины. Она думала, что больше никогда его не услышит.
– Билл.
Грейс обернулась и увидела мужа, стоящего сзади; на лице вырезаны страх и растерянность. Она его не винила. Она встречалась со скульптором, поработавшим над ним.
– Что ты здесь делаешь? – спросил преподобный Лазарус, глядя так, будто не хотел услышать ответ.
– Если ты всмотришься в свое сердце – или хотя бы в свою веру, – то, думаю, сам найдешь ответ, – сказала Грейс.
Билл опустил взгляд на свои руки, потом посмотрел на перевернутый «Рейнджровер».
– Была авария.
Грейс кивнула.
– Кто-то врезался в нас сзади. Мы ехали в общественный центр, и кто-то в нас врезался.
– Билл, где Джо?
Преподобный сочувственно посмотрел на жену.
– Джо умер, любимая.
– Он в хорошей компании.
Преподобный стушевался от ее тона.
– Что ты здесь делаешь?
– Все эти божественные штучки, которые ты исповедовал, пока я была жива? – сказала Грейс. – Все это правда, но ты не знаешь даже половины. Если я не найду Джо, от него может ничего не остаться.
– Я не знаю, – пробормотал преподобный Лазарус, дергая свой воротничок. – Я не понимаю, что тут происходит.
Грейс ощутила, как в ее ярость вторглось любопытство.
– Ты взял деньги от торговли наркотиками. Что с тобой случилось? Что случилось с мужчиной, которого я любила? Что случилось с нашим сыном?
Грейс помнила, как ее муж способен ощетиниться, выпятить грудь, как не умеет принимать ответственность за собственные ошибки.
– Джо всегда был сам себе закон. Когда он стал претворять закон в жизнь, стало еще хуже.
– И в этом ты винишь меня.