Отряд: Разбойный приказ. Грамота самозванца. Московский упырь

Онуфрию Красные Уши завсегда не везло. Даже в этом походе. Другие-то ужо, малый обозец ограбив, похватали добычу, а Онуфрий так в засаде и просидел, не пришлось в общем набеге поучаствовать, не сложилось как-то. Хорошо, все награбленное в общий котел шло, вернее в хозяйский. А уж теперь, как Демьян Самсоныч решит, тако и будет. А Демьян Самсоныч во первое дело Иванку Атаманца выслушает, ну а уж тот расскажет, как дело было да кто чем выделился — кто храбростию своею, кто — сметкой, а кто — как вот Онуфрий — так за кустами и просидел. М-да-а… И не его вроде вина — так поставили. А все ж не очень-то и рвался Онуфрий в открытый бой. Да то не беда, что не рвался, беда в том, что другие это заметили, чем почти всю дорогу, насмехаясь, и попрекали. Онуфрий и без того конфузлив без меры — уши, чуть что, так алым огнем и пылают. С ушами тоже не повезло парню — у всех уши как уши, а у него — большие, оттопыренные, лопухастые, да еще краснеют. Так вот и прозвали с детства — Красные Уши. Невезучий был. Вот и теперь все вместе с хозяином на погост Спасский, на праздник — День праведника многострадального Иова — пошли, а он, Онуфрий, как дурак, пленников сторожить остался. Хорошо, не один — еще с тремя пареньками. Такими же невезучими. Естественно, Онуфрия старшим не поставили. Иванко Атаманец назначил Петьку Занозу, длинноносого парнягу годом помладше Онуфрия. Хорошо еще не совсем уж мелкого Офоньку Гуся. Того в шайке так держали — для связи да на всякий случай, авось пригодится. Онуфрий, правда, по значимости своей мало от Офоньки ушел. Поначалу Онуфрий вроде бы и обрадовался — в деревню он не любил ходить, девок стеснялся, да и дождь — ну, пущай идут, мокнут, а он уж лучше здесь, под галерейкою. Не тепло, но и не мокро. Даже мухи с комарьем не кусают, маловато еще развелось кровососов этих — рано. А дождик-то к вечеру взял да утих! Мало того, и солнышко выкатилось, да такое жаркое — ровно летом! Травища мокрая вся изошла на туманец, небо сияло — чистое-чистое, голубое. Птички в кусточках запели — радостно так, заливисто. Да-а, пожалуй, удастся сегодня праздник. Зло прищурившись, Онуфрий сплюнул. Ну вот, всегда так. Вот если б он сам на деревню пошел — обязательно бы дождище лил, а так… Вот и плевался теперь Онуфрий, завидовал. Был он из Заозерья выходец, а там народец завсегда завистливый к добру да счастью чужому. Если кому-то хорошо, то заозерцам плохо. Бедно жили, худо. Так, бывает, у кого, к примеру, две телки есть, а косить некому, так никогда соседу своему коровенку лишнюю не продаст — это что ж, он богаче жить будет? Да ни в жисть! Пусть лучше сдохнет от бескормицы телка, но никому не продам! Удавлюсь, но другому лучше не сделаю. Вот так и жили заозерцы. Да и на Шугозерье от них мало чем отличались. Куркули — одно слово. Завидовали друг дружке да друг перед дружкой даже малым достатком кичились, а уж как соседям косточки перемывать любили! Этот не в том на село пришел, та не так посмотрела, а у старостихиной-то дочки платье как у какой-нибудь курвы!

Из Заозерья был Онуфрий, потому и не радовал его погожий теплый вечер. С чего ж радоваться-то, ежели другим хорошо? Ладно, надобно и для себя хоть что-нибудь хорошее сладить. Скамейку из избы принести, что ли? А и правда, чего ж стоймя-то стоять? Потянувшись, прислонил Онуфрий к забору малое копьецо — рогатину не доверяли, вещь недешевая, — сходил, притащил скамеечку, уселся, вытянул ноги — хорошо! Только глаза от солнца прикрыл, как тут же голосок гаденький:

— Петро сказал, чтоб ты, Онуфрий, заснуть не вздумал, иначе все Атаманцу доложит.

Тьфу ты, Господи! Петька Заноза. И ведь усмотрел же с крыльца, глазастый. А того пуще — завистливый, тож с Заозерья, тож не любит, когда другим хорошо. Ишь, не по нраву пришлась скамеечка. Ну, Петечка, ну, упырь. Ладно, еще припомнится, не все тебе командовать.

Онуфрий с нарочитой ленцой приоткрыл левый глаз и снова сплюнул.

— А, это ты, Гусь. Чего пришел?

Офонька Гусь — круглолицый, губастый, курносый — удивленно захлопал белесыми ресницами.

— Так это… Петро просил передать, чтоб не заснул, не то…

— Да не засну, — отмахнулся Онуфрий. — Пущай за собой смотрит да еще за тобой приглядывает. Копьецо-то где потерял, а?

— Да мне не дали.

— Не дали ему, ишь… — Онуфрий очень хотел сказать что-нибудь этакое, обидное, но, как назло, ничего подобного не придумывалось, не шло на ум. Подумал-подумал Красные Уши, да только и выдавил:

— Пес.

— Кто пес, Онуфрий?

— Кто надо — тот и пес! — Красные Уши совсем разозлился. — Смотри, как бы…

И тут послышался сильный стук. Изнутри, из подклети. Сторожа переглянулись, Онуфрий придвинул поближе копьецо, насторожился. Ждал.

— Кажись, стучали, — осторожно напомнил Гусь.

— Стучали… — передразнил Онуфрий. — Когда кажется, креститься на…

Договорить он не успел, не дали. Заорали, заблажили в подклети. Красные Уши — в который раз уже — сплюнул. Не так зло, как досадливо.

— Да что еще им надо-то?

— Может, откроем да спросим?