— Откроем?! — Онуфрий в ужасе глянул на напарника. — Ты что, хозяйского приказу не слышал? Господин строго-настрого запретил подклеть открывать — зря туда, что ль, поганую бадью принесли? «Откроем…» Я те открою!
— Эй, сердечные! — Узники никак не хотели оставить караульных в покое. — У нас тут един в лихоманке горит. Как бы на всех не перекинулась лихоманка-то! Вы б сказали хозяину.
— Нету хозяина, — соизволил отозваться Онуфрий. — К ночи приедет — так и быть, скажем про вашу печаль.
— Нет, парень, — в подклети обидно засмеялись. — Теперь это уж ваша печаль. Огневица шутить не любит, покосит всех. Не только нас, но и вас достанет.
— Чтой это там за шум? — подойдя, по-хозяйски осведомился носатый Петька Заноза. Ух и нехороший же был парень — ко всем приставал обидно, потому Занозою и прозвали.
Онуфрий его приходу обрадовался, ага, раз ты старшой, так вот и думай, что делать.
— Лихоманка у них, — пояснил, обернувшись. — Ну, у тех, кто в подклети.
— Сам вижу, что не у вас. — Усмехнувшись, Заноза наклонился к воротцам. — Эй, чего орете?
— Сотоварищ наш в огневице горит!
— Гм… — Петька нахмурился. — И сильно горит?
— Да мы не подходим, боимся.
— Боятся они… — Заноза с шиком сплюнул, куда как лучше, нежели получалось у Онуфрия. Даже Офонька заметил, сказал льстиво:
— Хорошо ты плюешься, Петро, звонко. Научил бы меня, а?
— Опосля научу, за «полпирога». — Старшой задумался.
— За «полпирога» дорого, Петро, — заканючил Офонька. — Давай вполовину меньше.
— Да пошел ты со своими «пирогами», — к вящей радости Онуфрия внезапно разозлился Заноза. — Вот что, Офоня. Давай ноги в руки и беги на погост. Найдешь там наших, обскажешь Атаманцу, что да как, а уж он пущай Демьян Самсоныча найдет да спросит — что делать.
Разумно рассудил Заноза, ничего не скажешь, Онуфрия аж завидки взяли. Правда, вида он не показал, отвернулся с деланным безразличием, мол — мне-то что? Я человечек маленький.
А Офонька Гусь уже бросился было бежать, да Петро придержал за шкребень:
— Погодь.
Снова наклонился к двери, спросил:
— Так который из вас болезный-то?
— Раб божий Димитрий.
— И кто там из них Димитрий? — Выпрямившись, старшой пожал плечами. — Кто его разберет? А, ясно, что не девка. Запомнил имя-то, Гусь?
— Запомнил.
— Ну, беги… Да смотри там, шустрее.
Офонька умчался, смешно сверкая босыми пятками. Псинище — Кавдуй — вскинулся было полаять, да, узнав своего, замахал хвостом. Ну и пес, здоровущий, корова целая, а не пес, такого прокорми попробуй.
— Ну, сторожи, Онуфрий, — уходя в избу, не преминул распорядиться Заноза. Чтоб помнил Красные Уши, кто тут посейчас главный!
Онуфрий обиженно шмыгнул носом. Проводив глазами Занозу, уселся на скамеечку, пригрелся на вечернем солнышке, только глаза закрыл, как…
— Эй, сторожа! Помирает, кажись, парень-то наш. Открыли б!
— Я вам что, лекарь? — взорвался Красные Уши. Вот ведь гниды пучеглазые — отдохнуть да помечтать не дают. И что за караульство такое беспокойное выдалось? Ну, как всегда, не везет.
Не поленился, подошел к самым воротцам, склонился:
— Еще орать будете — ос к вам запущу, ясно?
— Да ясно, родимец… Не будем больше, только б уж поскорей ваш хозяин приехал. Кончается Митька-то! Священника бы или дьячка.
— А архимандрита не надо? — пошутил Онуфрий и сам собой загордился: хорошая выдалась шутка, смешная, жаль, мало кто слышал.
Уладив вопрос с непоседливыми пленниками, Красные Уши привалился к стеночке, теплой, нагретой солнышком, задремал вполглаза, все ж таки опасался Занозы. Тот ведь гад известный — заложит Атаманцу, потом семь шкур спустят. Вполне мог наябедничать Заноза, вполне… Его-то хозяин ценит, не то что других, невезучих!
Сказать по-честному, Онуфрий зря завидовал Петьке. Не очень-то ценили в шайке их всех троих — пока не за что было. Даже службы серьезной не доверяли, оставили вот не столько пленников сторожить — куда те из запертой на засов подклети денутся? — сколько за двором приглядывать, да и так, для порядку. Нешто можно, чтоб уж совсем никакого присмотру не было?
— Эй, Онуфрий, ты там заснул, что ли?
Красные Уши встрепенулся, мотнул головою, да как-то неудачно, зацепился ногой за копьецо да так со скамейки и сверзился — прямиком в лужу! Ну, не везет!
А уж Занозе да прибежавшему с погоста Гусю была потеха — ржали, как лошади! Ну, еще бы… А за ними-то, за ними — еще двое парней, насмехаясь, стояли. Пищальники. Видать, их хозяин для подмоги прислал.
А Гусь-то, Гусь! Вытащил из-за пазухи рыбину жареную, в тряпицу завязанную, с поклоном протянул Занозе:
— Выкушай, друже Петро, самолично для тебя прихватил.
Взяв рыбину, Заноза довольно ухмыльнулся.
— И ничего тут смешного нетути, — поднявшись на ноги, обиженно буркнул Онуфрий. — Скажите лучше, что с теми буянами делать?
— А с ними-то дело простое — хозяин болезного вытащить велел да утопить в болотце. Тебе, Онуфрий, везти. Демьян Самсоныч телегу разрешил взять, с лошадью.
— Эвон как! — испугался Красные Уши. — А чего — мне-то?