— Товарищи бойцы! После налёта фашистской авиации мы потеряли наших товарищей. Тяжела утрата, но вместе с тем мы должны показать врагу, что нас не сломить такими ударами в спину. Мы живы и у нас есть оружие, которое будет нацелено на тех, кто пришёл на нашу землю! На тех, кто решил, что он имеет больше прав здесь находиться и распоряжаться богатствами нашей Родины! Как поётся в одной известной всем песне — «Чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей вершка не отдадим!» Во исполнении приказа № 227[9]
, Верховного Главнокомандующего, приказываю: занять круговую оборону в селе! Окопаться и разместить боевые позиции на направлении двух дорог села. Мы не должны пропустить сквозь себя вражеские колонны с живой силой и техникой. Ни шагу назад! Стоять насмерть!— Так точно, товарищ лейтенант! — отдал честь вышедший из строя старшина. — Приказ ясен! Разрешите выполнять?
— Выполняйте, Сенцов. Вольно, разойтись.
— Тарщ лейтенант, а со мной что? — Арсентьев уныло проводил взглядом расходящихся по своим местам красноармейцев. Он сидел на завалинке, неподалёку от места построения. — Да и руки уже затекли. Не мешало бы развязать.
— Сержант или как вас там… в общем вы мне не внушаете доверия. Это если честно. Сейчас у нас настало тяжёлое время и отвлекать бойцов на конвой для вас…
— Я же ответил на ваши вопросы и назвал подробности вашей жизни ТАМ!
— Зачем сдались в плен?
— Я шёл к вам! Это была моя основная задача!
— Тем более. Надо было не рисковать, а перетерпеть жажду. Небось, карта у вас была? Если не на руках, то уж в голове — точно. И вы прекрасно знали, что в районе предполагаемого дислоцирования отряда имеется родник.
— Я не знал…
— Не знание закона не освобождает от ответственности, — мрачно подытожила Косухина. — Извините, но мы вам не верим. Точка.
— Хорошо. Пусть так, но вы хотя бы послушайте, что я вам скажу. Это вы сделать можете?
— Говорите.
— Через два дня в этот район будет направлен транспортник под прикрытием эскадрильи истребителей. Они планируют вас забрать. Собирались всех, во всяком случае. Привлечены самые опытные оперативники. Девушка! Вы в игре слышали о «Рыжей Валькирии»?
— Ну, доводилось. На форуме игры о ней целая тема была.
— Даже её привлекли. В нарушение всех инструкций планируется беспрецедентная операция по вашей эвакуации. Ваш переход был спонтанным, это нужно исправить в короткие сроки, чтобы положение на фронтах войны не ушло в другую, никому неизвестную сторону.
— А раньше этого нельзя было сделать? — поинтересовался недавно подошедший Роман. — До того, как погибли наши одноклассники? Восемь парней и девчонок остались здесь навсегда. И кто-то должен ответить за это! Понял, сержант?!
— Это также нештатная ситуация! Никто не предполагал такого развития событий! Чёрт возьми! Да как мне ещё объяснить вам, чтобы вы мне поверили?! Стоп! У меня под мышкой закреплён браслет, без него я не вернусь обратно. Пеший выход из красной зоны находится в трёх километрах от Орла, южная окраина. Это на крайний случай. Там на берегу Оки есть дерево большое. В него молнией ударило. Вот рядом с ним и существует переход.
— Рома! Аккуратно залезь ему под подмышку. Посмотрим, правду он говорит или нет, — достала свой пистолет Ленка. — А ты не вздумай делать резкие движения. Я после смерти наших ребят вообще нервная стала. Выстрелю, и рука не дрогнет.
— Обещаю вести себя тихо, тарщ младший лейтенант, — улыбнулся Арсентьев.
— Что-то есть, — сказал Полуянов и вытащил из-за пазухи арестованного небольшой мешочек. Трубачев аккуратно вскрыл его и увидел чёрные часы-браслет.
— Ну что? — поинтересовался сержант. — Теперь вы мне верите?
— Развяжи его, Рома, — приказал Севка.
— Ну, ребята, вы вообще… — проговорил Арсентьев, разминая затёкшие руки. — Я сам в Службе Безопасности фирмы работаю, но чтобы меня школьники так прессовали? Такое в моей практике первый раз.
— Как говорили в «Особенностях национальной русской охоты» — жить захочешь — не так раскорячишься, — ухмыльнулась Косухина.
— Ну, это да. После вашего возвращения — мы ещё побеседуем с вами на тему профпригодности. Нравитесь вы мне, ребята. Есть в вас стержень, что ли.
В вечернем совещании в одной из изб села уже принимал участие и Арсентьев. Старшина сначала косился на него, но Трубачёв объяснил, что тот прошёл-таки проверку и сообщил некоторые подробности, о которых знает лишь узкий круг лиц.
— Сколько у нас оружия? — спросил он у Сенцова.
— Семь немецких пулемётов, если снять ещё один с нашего «Ганомага». Мы тут и танк немецкий пощипали. Разжились боекомплектом для пулемётов. Потом дюжина автоматов с парой рожков к каждому. Есть восемь немецких и шестнадцать наших винтовок, но патронов мало. Ваши три ТТ и четыре «парабеллума» от танкистов, да два десятка немецких гранат — вот и весь арсенал.
— А мой пистолет где? — поинтересовался сержант.
— А хрен его знает, не нашли. Может, полицаи куда припрятали, да у кого из них теперь спросишь…
— Лена! Сколько у нас топлива и боезапаса на танке?
— Сев! На один серьёзный бой без марш-броска.
— Не густо…