— Нет, получили директиву из «Спецком`а» — ухмыльнулся Севка. — И звания нам он же присвоил. А потом мы подобрали танк экспериментального образца, ликвидировали немецких трофейщиков и «Ганомаг», ну и до кучи отбили пленных.
— Ну и ну…
— Командир! Над местом нашей дислокации в лесу кружат «юнкерсы»! — подбежал к ним Сенцов.
— Старшина! Срочно возьми троих людей и проследи, что они там делают!
— Сева! — Полуянов подскочил к собравшимся за домом товарищам. — Вот вы где! Давай на «Ганомаг»! Немцы бомбят наш лес!
— Отставить, Сенцов! Остаёшься здесь за старшего!
— Так точно, тарщ лейтенант! — козырнул тот.
— Следи за этим, — на прощание кивнул он на Арсентьева.
— Какие у вас молодые командиры, — усмехнулся сержант.
— Ты, мил человек, не зубоскаль и зенками-то не рыскай. Командиры наши боями проверены, они нас спасли из немецкого плена, а вот ты кто таков — мы пока достоверно не знаем. Так что стой спокойно, не дёргайся и не задавай энкавэдэшных вопросов. Усёк?
— Усёк, старшина, ещё как усёк.
Глава 5
Взяв ещё троих бойцов, одноклассники из 10-го «Б» на всех парах рванули обратно к лесу. По мере приближения к их месту дислокации, они увидели густой дым в лесу. «Юнкерсы» отбомбившись первый раз, заходили на второй круг. Роман угрюмо сплюнул за борт и приник к пулемёту. «Ганомаг» был уже рядом с накатанной колеёй в лес, когда пулемёт в руках Полуянова ожил. Ромка сыпал выверенными очередями, «эмгэшник»[8]
то захлёбывался, то снова выдавал своё «ду-ду-дут». Наконец один из бомбовозов задымил и, отделившись от основной группы, медленно начал снижаться.— Вот это петрушка! — удивился один из бойцов. — Это как же вы, товарищ старший сержант, его завалили?
— Выносишь точку прицеливания на два корпуса вперёд и туда лупишь! Самолет сам влетит под очередь, — коротко пояснил Полуянов.
— Силён! — одобрительно покачал головой Севка.
Наконец они прибыли на облюбованную отрядом поляну. От былого комфорта здесь не осталось и следа. Вместо шалашей, столика и прочих мелких удобств отряда, на поляне зияли две большие воронки. Пахло чем-то горелым и… кровью. Все трое не сговариваясь осознали в душе, что случилось что-то очень страшное. Ленка спрыгнула с «Ганомага» и пройдя несколько метров увидела то, что было раньше Зойкой и Кирой.
— Рома, Ромочка, да как же это… — от былой смелости у Косухиной не осталось и следа. Она села на колени и, прислонившись к руке подошедшего Полуянова, зарыдала. — Твари! Мрази! Сволочи! Я теперь буду вас всех давить! Давить без всякой жалости! Давить, невзирая на то, что дома вас ждут жёны и дети! И нет вам прощения! Не сейчас, ни в наше время!
— Посмотрите, может, кто уцелел? — отдал приказ Трубачёв бойцам, столпившимся рядом и не скрывающим своих слёз. — Лена! Это война. Не на жизнь, а насмерть! Кто кого! И мы сегодня на собственной шкуре это почувствовали! А насчёт «давить» — тут я с тобой полностью согласен! Мы не уйдём отсюда, пока не отомстим за наших девчонок! Приказываю в плен немцев больше не брать!
— Есть, командир! — Косухина резко поднялась с колен и отряхнула форму. — Такой приказ мне нравится! Очень даже нравится!
— Лена, только не пори горячку и не лезь на рожон, — сквозь зубы проговорил Полуянов. — Воевать нужно тоже с умом.
— Он дело говорит, Лена, — поддержал Романа Трубачёв. — Сначала нужно подумать, потом сделать, а не наоборот. Нас и так осталось… даже не знаю, живы ли остальные, оставшиеся здесь…
На поляну в сопровождении бойцов вышли Валера, Сергей и захлёбывающаяся в истерике Мухина.
— Мы за малиной ходили, — пояснил Севке Рудых — вторая ходка. Думали лесного чаю всем наварить. Девчонки отказались пойти с нами — за ранеными присмотр нужен. Когда мы отошли метров на четыреста, услышали гул моторов, а потом и бомбы посыпались. Там в овражке остальные… от кого что осталось…
Он всхлипнул и отвернулся.
— Слушай мой приказ, — дрогнувшим голосом медленно проговорил Трубачёв. — Сейчас я пошлю сюда ещё пятерых бойцов. Похороните всех, как положено. В селе возьмём пару досок — напишем на них фамилии погибших. Дальше передислоцируемся в село. Будем готовиться к его удержанию. Канонада близко, возможно, наши перешли в контрнаступление. Вот и ударим немцам в тыл, когда они будут отступать.
— Дельно, тарщ лейтенант! — одобрительно отозвался один из бойцов. — Будьте спокойны — всех похороним, как положено.
На вечернем построении в селе, Трубачёв окинул хмурым взглядом строй солдат и медленно заговорил.