Отряды зафронтовой заброски

«Война, война… эта жуткая, вероломная машина, созданная самим человеком для уничтожения других народов. Она оставляет людей без родного крова, убивая родственников — стариков, отцов, матерей, детей и внуков. Она оставляет человеческие жизни без их продолжения.

Причем гибнут конкретные люди, не знающие друг друга, а почему-то остаются живыми и невредимыми лица, знающие друг друга — политики. Война — это античеловеческое явление, — она чужда природе людской.

Войны превращают людей в диких зверей… Людей, рожденных, чтобы жить братьями. Она — это же несчастье в увеличенном масштабе. Сколько других народов погубила эта машина под названием гитлеровский нацизм — погубит он и свой народ, свое государство. Война — суд над нациями: победа и поражение — его приговор. И приговор обязательно будет назначен. Надо судить этих мизантропов, открывших ящик Пандоры вселенского зла с эпидемией смертоносной заразы…

Суд должен состоятся! Мы тоже его приблизим!»

Процесс глубокого размышления о войне прервал крик впереди идущего партизана. Он неожиданно поскользнулся и полетел куда-то вниз. К счастью, его остановил горный карниз, выступающий плоским козырьком на метровой глубине под размокшей тропой, и разлапистое корневище кустарника. Именно они и спасли ему жизнь — за козырьком зиял глубокий каньон, до дна которого было метров тридцать. Шедшие впереди и за ним партизаны бросились на помощь, и вскоре вытащили удачливого неудачника.

Тропы на горных перевалах во время дождей представляли дополнительную опасность, на них можно было оступиться и полететь под откос вместе с многокилограммовым грузом вещевого мешка. Поэтому на таких отрезках маршрута разведчики ступали крайне осторожно. Зорич постоянно инструктировал бойцов быть внимательными и смотреть под ноги. Как на мины боялись наступать на сухие ветки валежника, треск от которых разносился по лесу резким, как выстрел, эхом.

На привалах говорили на разные темы. Как знатока природы в отряде чтили минера-подрывника Евгения Сирко.

— Ну что, натуралист, чем порадуешь, чего можно ждать впереди? Какие приметы заметил? — обратился к нему Владимир Степанов.

— Если журавли и гуси летят высоко, не спеша и «разговаривают» — значит, будет стоять хорошая осень. Если полевые мыши живут под копной, осень будет сухой. А вот если птиц много, и летят они быстро — жди ненастье. Галки собираются стаями и кричат — будет ясная погода. Петухи распевают — дождь.

— За дни нашего похода вы видели и то и другое, значит, — впереди нас ожидает и вёдро, и ненастье, — ответил замысловато Женя с лукавой хитринкой на физиономии.

Зорич заметил, что для отряда утешение одно — лучше идти вперед по бездорожью, несмотря ни на какие превратности погоды, чем потянуть за собой хвост карателей на легком пути.

Пройдя еще несколько километров пути, партизанский отряд поднялся на вершину заросшего мелколесьем холма и остановился на очередной привал. В оврагах и ущельях сгущались вечерние сумерки. Тусклое осеннее солнце быстро садилось за темные гребни гор. Люди были на пределе своих физических возможностей, они устали от многокилометрового марша по горным серпантинам узких тропинок и грунтовых дорог. К концу дня все вокруг изменилось. Вместо дневных, мрачных и тяжелых туч по небу не спеша поплыли легкие перистые облака. Стало почему-то светлей, но намного холодней. Холод бесцеремонно забирался под изношенные, влажные от пота куртки, бушлаты и телогрейки, проникал к ступням через дырки потрепанных кирзовых сапог, — яловые держались дольше. Некоторые бойцы с разрешения Зорича развели небольшие костры из веток, чтобы подсушиться. У огня они плотнее, словно беспомощные цыплята, инстинктивно жались друг к другу, чтобы быстрее согреться.

К одному из очагов подошел и Зорич. Огонек горел не сильно — брошенный в костер валежник был пропитан сыростью, и эта вода, нагреваясь внутри веточек и сучьев, капризно шипела и пузырилась, вытекая и быстро испаряясь на их торцах. Когда кто-либо бросал в огонь клок сухой травы, тогда яркий сноп пламени на считанные минуты обдавал теплом лица разведчиков. В такие моменты сидевшие вдали от костра люди протягивали ладони, обласканные коротким всполохом тепла, исходящего от длинных языков огня. Усталость и тепло костра многих клонили ко сну…

Балагур Сирко и тут нашел тему для разговора с партизанами:

— А знаете ли вы, чем костры пахнут?

— Дымом, чем же им пахнуть, — заметил один из разведчиков.

— Не-а…

— А чем еще?

— Дегтем пахнут в огне ветви березы, смолой — зеленые побеги сосны, едкой горечью разит пламя, пожирающее осину…

— Скажешь, еще и одеколоном пахнет, — подначил знатока природы Владимир Степанов.

— Да, духами пахнут костры из тальника или краснотала…

* * *

И вот тут случилось то, что случилось.

Слово Святогорову: