Отрицание смерти

В то же время, можно заметить, что нет чёткой границы между человеком нормальным и невротиком, поскольку все мы лжем и все в некотором роде связаны ложью. Невроз, таким образом, это что-то общее для всех нас; он универсален. [4] Или, другими словами, нормальность - это невроз, и наоборот. Мы называем человека «невротиком», когда его ложь начинает оказывать пагубное воздействие на него самого или на окружающих его людей, и он ищет клиническую помощь, чтобы избавится от невроза, или другие делают это за него. В противном случае мы называем отказ от реальности «нормальным», потому что он не вызывает каких-либо видимых проблем. Всё действительно так просто. В конце концов, если кто-то, кто живёт один, хочет вставать с постели полдюжины раз, чтобы убедиться, точно ли дверь заперта, или кто-то другой моет и сушит руки ровно три раза подряд или использует половину рулона туалетной бумаги при каждой необходимости - для человека постороннего в этом нет никакой проблемы. Невротики такого типа пытаются снискать свою уверенность перед лицом тварного бытия относительно безобидными и непритязательными способами.

Но все становится более сложным, когда мы видим, как ложь о реальности даёт сбой. В таком случае мы классифицируем человека как «невротика». И для этого есть множество поводов, исходя из широкого диапазона человеческого опыта. Говоря в общем, мы характеризуем невротичным любой образ жизни, при котором восприятие человека начинает сужаться настолько, что препятствует свободному движению вперёд, новому выбору и росту, которые могут быть желанными для человека и в которых он может нуждаться. К примеру, невротик, что пытается найти свое спасение исключительно в любовных отношениях и которого эта идея-фикс сокрушает. Он может стать чрезмерно пассивным и зависимым, опасаясь риска быть самому по себе, жить без своего партнёра, независимо от того, как этот партнёр с ним обращается. Объект стал его «Всем», поглотил его мир; и он свел себя к простому отражению другого. [5] Такой тип личности часто ищет клинической помощи. Он чувствует себя пленником своих зауженных перспектив, и хотя нуждается в своём особом «запределье», слишком боится сделать шаг вперёд. В терминах, которые мы использовали ранее, мы могли бы сказать, что его «безопасный» героизм не работает; он душит его, отравляет тупым осознанием того, что всё это настолько не связано с каким-либо риском, что в этом вообще нет чего-либо героического. Самообман по поводу личного потенциального развития - ещё один источник чувства вины. Это одно из самых коварных ежедневных внутренних терзаний, которое может испытывать человек. Помните, что чувство вины - это путы, в которые попадает человек, когда его усмиряет и останавливает что-то, чего он не понимает, когда силы мира, что его окружают, затмевают его собственную личность. Но несчастье человека заключается в том, что такое чувство вины может добраться до него двумя путями: как замешательство, пришедшее извне и изнутри - то есть, тупик потенциального развития. Вина возникает как следствие ощущения упущения жизни, “внутренней смерти”. [6]

Ещё более поразительными являются те небезызвестные нам сбои самообмана в отношении действительности, которые мы называем навязчивыми и иррациональными побуждениями, фобиями всех видов. В таких случаях мы наблюдаем результат слишком активной фетишизации или парциализации, слишком большого сужения мира, оказывающего влияние на нашу деятельность. В результате человек становится жертвой собственной ограниченности. Одно дело ритуально мыть руки по три раза; другое - намывать их до тех пор, пока руки не начнут кровоточить, проводя большую часть дня в ванной комнате. Здесь мы как бы видим в чистом культурном выражении то, что поставлено на карту во всех человеческих репрессиях: страх жизни и смерти. Безопасность перед лицом настоящего ужаса животного существования становится настоящей проблемой для человека. Он чувствует себя уязвимым - и на самом деле так и есть! Но он реагирует слишком категорично, слишком жестко. Он боится выйти на улицу, подняться в лифте или воспользоваться каким-либо транспортом. В этой крайности человек как бы говорит себе: «Если я вообще что-нибудь сделаю ... я умру». [7]